САН-ФРАНЦИСКО – Уже много лет одной их главных загадок в экономике являются причины падения темпов роста производительности в США и других развитых странах. Экономисты предлагают множество различных объяснений, которые варьируются от неаккуратности экономических измерений и «вековой стагнации» до сомнений в продуктивности новейших технологических инноваций.
Однако решение этой загадки, возможно, таится в понимании взаимодействия экономических факторов, а не в поисках единственного виновника. И двигаясь в этом направлении, мы можем добраться до сути причин замедления темпов роста производительности.
Анализируя десятилетие после финансового кризиса 2008 года (этот период отличает резкое снижение темпов роста производительности во многих развитых странах), мы выявили три главных особенности – исторически низкие темпы роста капиталоёмкости, дигитализация, слабое восстановление спроса. Все вместе эти три особенности помогают объяснить, почему в период с 2010 по 2014 гг. ежегодные темпы роста производительности упали в среднем на 80% до 0,5% по сравнению с 2,4% десятилетием ранее.
Начнём с исторически слабых темпов роста капиталоёмкости. Это индикатор уровня доступа рабочей силы к машинам, инструментам и оборудованию. Рост размеров этого усреднённого инструментария для работников замедлился, а в США стал даже отрицательным.
В период 2000-2004 годов совокупные среднегодовые темпы роста капиталоёмкости в США составляли 3,6%. В период 2010-2014 годов они упали до 0,4% – это самый слабый показатель за весь послевоенный период. Разбивка производительности труда на составляющие компоненты показывает, что с замедлением роста капиталоёмкости связано примерно 50% (или даже более) спада темпов роста производительности во многих странах, в том числе в США.
Рост капиталоёмкости снизился из-за существенного сокращения инвестиций в оборудование и сооружения. Ситуация усугубляется тем, что государственные инвестиции также снижаются. Например, в США, Германии, Франции и Великобритании наблюдался продолжительный спад на 0,5-1 процентный пункт в размере ежегодных государственных инвестиций в период с 1980-х до начала 2000-х. В дальнейшем эта цифра либо не менялась, либо снижалась, что привело к серьёзному отставанию в развитии инфраструктуры.
At a time of escalating global turmoil, there is an urgent need for incisive, informed analysis of the issues and questions driving the news – just what PS has always provided.
Subscribe to Digital or Digital Plus now to secure your discount.
Subscribe Now
Объёмы инвестиций в нематериальные активы в таких областях, как, например, программное обеспечение, а также исследования и разработки, восстановились намного быстрее после короткого и менее значительно посткризисного спада в 2009 году. Продолжающийся рост подобных инвестиций объясняется волной дигитализации, охватившей сейчас множество отраслей. Это вторая главная особенность нынешнего периода анемичного роста производительности.
Под дигитализацией мы понимаем цифровые технологии (облачные вычисления, интернет-торговля, мобильный интернет, искусственный интеллект, машинное обучение, интернет вещей), которые не ограничиваются одной лишь оптимизацией и трансформацией бизнес-моделей, они меняют производственные цепочки и размывают границы между отраслями. От бума информационно-коммункационных технологий (ИКТ) 1990-х эту новую волну отличает широта и разнообразие инноваций: возникают новые продукты и услуги (например, цифровые книги и определение местонахождения в реальном времени), новые способы их поставки клиентам (например, видеостриминг), а также новые бизнес-модели (например, компании Uber и TaskRabbit).
Впрочем, имеются и сходства, причём особенно в том, что касается влияния на рост производительности. Экономист Роберт Солоу однажды заметил, что революцию ИКТ можно было увидеть везде, но только не в статистике производительности. Парадокс Солоу, как он стал называться в честь этого экономиста, со временем был решён: некоторые отрасли (технологии, розничная и оптовая торговля) стали мотором бума производительности в США. И сегодня мы, возможно, попали во второй раунд парадокса Солоу: цифровые технологии можно увидеть везде, но они пока что не стали мотором роста производительности.
Как показывает исследование института MGI, в тех отраслях, которые в значительной степени дигитализировались с точки зрения управления активами, деловой практики и взаимодействия с работниками (это, например, техносектор, медиа, финансовые услуги), наблюдается высокий уровень производительности. Но данные отрасли являются сравнительно небольшими с точки зрения их доли в ВВП и занятости, а в крупных отраслях, например, здравоохранении и розничной торговле, уровень дигитализации значительно ниже, при этом они демонстрируют склонность к более низкой производительности.
Исследование MGI позволяет также сделать следующий вывод: хотя дигитализация открывает перспективы значительного повышения производительности, эти преимущества пока что не материализовались в крупных масштабах. Опрошенные недавно McKinsey глобальные компании заявили, что менее трети их базовых операций, продуктов и услуг автоматизированы или дигитализированы.
Причиной этого могут быть барьеры в адаптации, замедленная скорость эффекта, а также затраты на данный переход. Например, в том же самом опросе компании, в которых происходит цифровая трансформация, заявили, что 17% их рыночной доли в базовых продуктах или услугах стали жертвой их же собственных цифровых продуктов или услуг. Кроме того, менее 10% информации, которая создаётся и используется в корпорациях, оцифровано и доступно для анализа. По мере повышения доступности этих данных благодаря блокчейнам, облачным вычислениям или подключениям к интернету вещей, новые модели и искусственный интеллект дадут корпорациям возможность заниматься инновациями и увеличивать стоимость с помощью невиданных ранее инвестиционных возможностей.
Последняя особенность, которая отличает нынешний период исторически низкого роста темпов производительности, – это слабый спрос. Как объясняют нам корпоративные руководители, спрос – критически важен для инвестиций. Например, по данным опроса MGI, проведённого в прошлом году, среди компаний, которые увеличили свой инвестиционный бюджет, 47% сделали это, потому что возрос спрос или ожидания по поводу будущего спроса.
В самых разных отраслях медленное восстановление спроса после финансового кризиса стало ключевым фактором, сдерживающим инвестиции. Кризис повысил неопределённость в прогнозах будущего развития потребительского и инвестиционного спроса. И тогда решения об увеличении инвестиций и повышении производительности было совершенно правильно отложены. Когда же спрос начал восстанавливаться, во многих отрасли имелся не только избыток мощностей, но и пространство для расширения бизнеса и найма новых сотрудников без необходимости инвестиций в новое оборудование и сооружения. Именно это привело к исторически низкому росту капиталоёмкости в период 2010-2014 годов, а это самый главный фактор, объясняющий анемичность темпов роста производительности.
Тем не менее, мы ожидаем, что по мере увеличения числа компаний, которые учатся и переходят на цифровые решения, а также по мере укрепления спроса, благодаря новым формам занятости и инвестиционным возможностям, темпы роста производительности восстановятся. Огромное количество факторов способствует приросту темпов производительности, но именно новая паровая машина XXI века – дигитализация, данные и их анализ – будет толкать вперёд и преображать экономическую деятельность, прибавлять стоимость, открывать возможности для повышения доходов и производительности, увеличивающей благосостояние.
Is the world on the cusp of a sustainable acceleration in global economic growth? The answer hinges on whether today’s much-touted innovative technologies finally have an appreciable impact on labor and total-factor productivity.
thinks it is too soon to say that today's technologies can support a new era of sustained rapid growth.
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
With German voters clearly demanding comprehensive change, the far right has been capitalizing on the public's discontent and benefiting from broader global political trends. If the country's democratic parties cannot deliver, they may soon find that they are no longer the mainstream.
explains why the outcome may decide whether the political “firewall” against the far right can hold.
The Russian and (now) American vision of "peace" in Ukraine would be no peace at all. The immediate task for Europe is not only to navigate Donald’s Trump unilateral pursuit of a settlement, but also to ensure that any deal does not increase the likelihood of an even wider war.
sees a Korea-style armistice with security guarantees as the only viable option in Ukraine.
Rather than engage in lengthy discussions to pry concessions from Russia, US President Donald Trump seems committed to giving the Kremlin whatever it wants to end the Ukraine war. But rewarding the aggressor and punishing the victim would amount to setting the stage for the next war.
warns that by punishing the victim, the US is setting up Europe for another war.
Within his first month back in the White House, Donald Trump has upended US foreign policy and launched an all-out assault on the country’s constitutional order. With US institutions bowing or buckling as the administration takes executive power to unprecedented extremes, the establishment of an authoritarian regime cannot be ruled out.
The rapid advance of AI might create the illusion that we have created a form of algorithmic intelligence capable of understanding us as deeply as we understand one another. But these systems will always lack the essential qualities of human intelligence.
explains why even cutting-edge innovations are not immune to the world’s inherent unpredictability.
САН-ФРАНЦИСКО – Уже много лет одной их главных загадок в экономике являются причины падения темпов роста производительности в США и других развитых странах. Экономисты предлагают множество различных объяснений, которые варьируются от неаккуратности экономических измерений и «вековой стагнации» до сомнений в продуктивности новейших технологических инноваций.
Однако решение этой загадки, возможно, таится в понимании взаимодействия экономических факторов, а не в поисках единственного виновника. И двигаясь в этом направлении, мы можем добраться до сути причин замедления темпов роста производительности.
Анализируя десятилетие после финансового кризиса 2008 года (этот период отличает резкое снижение темпов роста производительности во многих развитых странах), мы выявили три главных особенности – исторически низкие темпы роста капиталоёмкости, дигитализация, слабое восстановление спроса. Все вместе эти три особенности помогают объяснить, почему в период с 2010 по 2014 гг. ежегодные темпы роста производительности упали в среднем на 80% до 0,5% по сравнению с 2,4% десятилетием ранее.
Начнём с исторически слабых темпов роста капиталоёмкости. Это индикатор уровня доступа рабочей силы к машинам, инструментам и оборудованию. Рост размеров этого усреднённого инструментария для работников замедлился, а в США стал даже отрицательным.
В период 2000-2004 годов совокупные среднегодовые темпы роста капиталоёмкости в США составляли 3,6%. В период 2010-2014 годов они упали до 0,4% – это самый слабый показатель за весь послевоенный период. Разбивка производительности труда на составляющие компоненты показывает, что с замедлением роста капиталоёмкости связано примерно 50% (или даже более) спада темпов роста производительности во многих странах, в том числе в США.
Рост капиталоёмкости снизился из-за существенного сокращения инвестиций в оборудование и сооружения. Ситуация усугубляется тем, что государственные инвестиции также снижаются. Например, в США, Германии, Франции и Великобритании наблюдался продолжительный спад на 0,5-1 процентный пункт в размере ежегодных государственных инвестиций в период с 1980-х до начала 2000-х. В дальнейшем эта цифра либо не менялась, либо снижалась, что привело к серьёзному отставанию в развитии инфраструктуры.
Winter Sale: Save 40% on a new PS subscription
At a time of escalating global turmoil, there is an urgent need for incisive, informed analysis of the issues and questions driving the news – just what PS has always provided.
Subscribe to Digital or Digital Plus now to secure your discount.
Subscribe Now
Объёмы инвестиций в нематериальные активы в таких областях, как, например, программное обеспечение, а также исследования и разработки, восстановились намного быстрее после короткого и менее значительно посткризисного спада в 2009 году. Продолжающийся рост подобных инвестиций объясняется волной дигитализации, охватившей сейчас множество отраслей. Это вторая главная особенность нынешнего периода анемичного роста производительности.
Под дигитализацией мы понимаем цифровые технологии (облачные вычисления, интернет-торговля, мобильный интернет, искусственный интеллект, машинное обучение, интернет вещей), которые не ограничиваются одной лишь оптимизацией и трансформацией бизнес-моделей, они меняют производственные цепочки и размывают границы между отраслями. От бума информационно-коммункационных технологий (ИКТ) 1990-х эту новую волну отличает широта и разнообразие инноваций: возникают новые продукты и услуги (например, цифровые книги и определение местонахождения в реальном времени), новые способы их поставки клиентам (например, видеостриминг), а также новые бизнес-модели (например, компании Uber и TaskRabbit).
Впрочем, имеются и сходства, причём особенно в том, что касается влияния на рост производительности. Экономист Роберт Солоу однажды заметил, что революцию ИКТ можно было увидеть везде, но только не в статистике производительности. Парадокс Солоу, как он стал называться в честь этого экономиста, со временем был решён: некоторые отрасли (технологии, розничная и оптовая торговля) стали мотором бума производительности в США. И сегодня мы, возможно, попали во второй раунд парадокса Солоу: цифровые технологии можно увидеть везде, но они пока что не стали мотором роста производительности.
Как показывает исследование института MGI, в тех отраслях, которые в значительной степени дигитализировались с точки зрения управления активами, деловой практики и взаимодействия с работниками (это, например, техносектор, медиа, финансовые услуги), наблюдается высокий уровень производительности. Но данные отрасли являются сравнительно небольшими с точки зрения их доли в ВВП и занятости, а в крупных отраслях, например, здравоохранении и розничной торговле, уровень дигитализации значительно ниже, при этом они демонстрируют склонность к более низкой производительности.
Исследование MGI позволяет также сделать следующий вывод: хотя дигитализация открывает перспективы значительного повышения производительности, эти преимущества пока что не материализовались в крупных масштабах. Опрошенные недавно McKinsey глобальные компании заявили, что менее трети их базовых операций, продуктов и услуг автоматизированы или дигитализированы.
Причиной этого могут быть барьеры в адаптации, замедленная скорость эффекта, а также затраты на данный переход. Например, в том же самом опросе компании, в которых происходит цифровая трансформация, заявили, что 17% их рыночной доли в базовых продуктах или услугах стали жертвой их же собственных цифровых продуктов или услуг. Кроме того, менее 10% информации, которая создаётся и используется в корпорациях, оцифровано и доступно для анализа. По мере повышения доступности этих данных благодаря блокчейнам, облачным вычислениям или подключениям к интернету вещей, новые модели и искусственный интеллект дадут корпорациям возможность заниматься инновациями и увеличивать стоимость с помощью невиданных ранее инвестиционных возможностей.
Последняя особенность, которая отличает нынешний период исторически низкого роста темпов производительности, – это слабый спрос. Как объясняют нам корпоративные руководители, спрос – критически важен для инвестиций. Например, по данным опроса MGI, проведённого в прошлом году, среди компаний, которые увеличили свой инвестиционный бюджет, 47% сделали это, потому что возрос спрос или ожидания по поводу будущего спроса.
В самых разных отраслях медленное восстановление спроса после финансового кризиса стало ключевым фактором, сдерживающим инвестиции. Кризис повысил неопределённость в прогнозах будущего развития потребительского и инвестиционного спроса. И тогда решения об увеличении инвестиций и повышении производительности было совершенно правильно отложены. Когда же спрос начал восстанавливаться, во многих отрасли имелся не только избыток мощностей, но и пространство для расширения бизнеса и найма новых сотрудников без необходимости инвестиций в новое оборудование и сооружения. Именно это привело к исторически низкому росту капиталоёмкости в период 2010-2014 годов, а это самый главный фактор, объясняющий анемичность темпов роста производительности.
Тем не менее, мы ожидаем, что по мере увеличения числа компаний, которые учатся и переходят на цифровые решения, а также по мере укрепления спроса, благодаря новым формам занятости и инвестиционным возможностям, темпы роста производительности восстановятся. Огромное количество факторов способствует приросту темпов производительности, но именно новая паровая машина XXI века – дигитализация, данные и их анализ – будет толкать вперёд и преображать экономическую деятельность, прибавлять стоимость, открывать возможности для повышения доходов и производительности, увеличивающей благосостояние.