ЭДИНБУРГ – В последние недели набирают обороты разговоры о начинающемся восстановлении еврозоны и о ключевых показателях, указывающих на расширение в основных странах ‑ данные, многие из которых приводятся в качестве доказательств того, что меры жесткой экономии, наконец, заработали. Фонды денежного рынка США возвращаются, хотя и осторожно, для возобновления финансирования долгов европейского банка. Даже Goldman Sachs сегодня играет на повышение, скупая европейские акции. Но действительно ли грядет восстановление?
Пессимисты на это скажут, что европейское восстановление должно было укрепиться еще в четвертом квартале 2010 года и что с тех пор каждый новый план Международного валютного фонда предполагал восстановление с «к концу нынешнего года». Вместо этого ВВП рухнул, а испанская и итальянская экономики в этом году ожидают сокращения приблизительно на уровне 2%. Португальская экономика сократилась более чем на 2%, а производство Греции упало более чем на 4%.
Кроме того, безработица в среднем по еврозоне резко возросла приблизительно на 12%, и при этом более 50% безработных ‑ это молодежь в странах периферии еврозоны, что подразумевает долгосрочные потери талантов и эрозию налоговой базы. И, несмотря на всплеск безработицы, рост производительности в еврозоне явно отрицателен.
Что более важно, за последний год соотношение государственный долг/ВВП выросло на семь процентных пунктов в Италии, на одиннадцать ‑ в Ирландии, и на пятнадцать ‑ в Португалии и Испании. Если непременным условием восстановления через меры строгой экономии являются стабилизация и сокращение задолженности, то, судя по всему, пессимисты оказываются правы.
На этом фоне возвращение американских инвесторов к предоставлению краткосрочного долларового финансирования Европейскому банку попахивает отчаянной охотой за прибылью, которая опирается на обещание президента Европейского центрального банка Марио Драги сделать «все возможное» для спасения евро. Что касается игры Goldman Sachs с акциями, на ум приходит фраза гуру рынка облигаций Билла Блэйна «купи дешево, продай чуть дороже на подъеме, затем отдай по бросовой цене все остальное и беги»
На самом деле, любые разговоры о восстановлении преждевременны, пока не окупятся убытки, нанесенные жесткой экономией. Как можно заметить, каждая страна, которая приняла программу жесткой экономии, при этом не возлагая потери на частных кредиторов, на данный момент имеет больше долгов, нежели в момент запуска программы. Например, по официальным оценкам, государственный долг Испании, который в момент начала кризиса составлял всего около 36% от ВВП, сегодня почти утроился ‑ а фактическая цифра может быть значительно выше. Более того, сократившие расходы страны вызвали самые большие скачки доходности облигаций и наиболее значительный рост долгов.
At a time of escalating global turmoil, there is an urgent need for incisive, informed analysis of the issues and questions driving the news – just what PS has always provided.
Subscribe to Digital or Digital Plus now to secure your discount.
Subscribe Now
И тому есть очень простое объяснение. Когда страна отказывается от своего валютного суверенитета, ее банки фактически заимствуют иностранную валюту, что делает их исключительно уязвимыми к шокам ликвидности, как тот, который вызвал потрясения в банковской системе Европы в 2010-2011 годы. Правительство, будучи не в состоянии печатать деньги, чтобы спасти банки или увеличить конкурентоспособность экспорта путем девальвации валюты, имеет лишь два варианта: дефолт или дефляция (жесткая экономия).
Логика жесткой экономии заключается в сокращении бюджета за счет снижения долговой нагрузки и восстановления доверия, и, в конечном счете, в повышении стабильности и поддержке роста. Однако, когда страны проводят программу жесткой экономии одновременно с их основными торговыми партнерами, общий спрос падает, в результате чего все их экономики сокращаются, а их показатели долг/ВВП, в свою очередь, растут.
Но проблема жесткой экономии в еврозоне является более фундаментальной: политики пытаются разбираться с кризисом суверенного долга, несмотря на то что реальная проблема заключается в банковском кризисе. Учитывая то, что банковская система Европы в три раза больше и имеет в два раза больше заемных средств, нежели ее американский коллега, а ЕЦБ не хватает настоящей власти кредитования в последней инстанции, внезапное прекращение притока капитала в периферийные страны в 2009 году создало ликвидное голодание системы, которая была слишком велика для спасения.
Как только держатели деноминированных в евро активов разглядели эту ситуацию, они обратились к ЕЦБ за страховкой (которую ЕЦБ не смог предоставить под управлением его предыдущего президента Жан-Клода Трише, чье руководство характеризовалось приверженностью поддержанию ценовой стабильности). И именно последующие усилия инвесторов заработать на риске распада еврозоны ‑ а не объем ее суверенного долга ‑ вызвали скачки доходности облигаций.
Однако суматоха на финансовом рынке разожгла панику среди лидеров еврозоны, что привело их к ошибке в диагностировании заболевания и к назначению неверного лечения, которое служит только для создания новых симптомов. И хотя обещания Драги, воплощенные в программу «прямых денежных операций» ЕЦБ, ‑ а также в его долгосрочные операции рефинансирования и программу чрезвычайной поддержки ликвидности ‑ позволили выиграть время и снизили доходность, банковский кризис еврозоны по-прежнему сохраняется.
Лидеры стран еврозоны должны признать, что сокращение расходов не сделает ничего для стабилизации балансов банков ключевых стран, которые чрезмерно подвержены воздействию суверенных долгов периферийных стран. Пока Европа не откажется от экономии в пользу подхода, ориентированного на рост, все признаки восстановления будут иллюзорными.
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
Incoming Germany Chancellor Friedrich Merz is an unlikely candidate to lead a decisive break with the United States. But an erstwhile über-Atlanticist and fiscal conservative might be the only German politician who can credibly bury the country's economically disastrous "debt brake" and pave the way for a truly independent Europe.
asks how Germany's incoming chancellor can ensure the continent's defense – not least against the US.
Ian Buruma
says there is no chance US democracy will emerge from Donald Trump’s second administration unscathed, explains why the left is losing the culture war in the US and Europe, touts the enduring importance of the humanities, and more.
ЭДИНБУРГ – В последние недели набирают обороты разговоры о начинающемся восстановлении еврозоны и о ключевых показателях, указывающих на расширение в основных странах ‑ данные, многие из которых приводятся в качестве доказательств того, что меры жесткой экономии, наконец, заработали. Фонды денежного рынка США возвращаются, хотя и осторожно, для возобновления финансирования долгов европейского банка. Даже Goldman Sachs сегодня играет на повышение, скупая европейские акции. Но действительно ли грядет восстановление?
Пессимисты на это скажут, что европейское восстановление должно было укрепиться еще в четвертом квартале 2010 года и что с тех пор каждый новый план Международного валютного фонда предполагал восстановление с «к концу нынешнего года». Вместо этого ВВП рухнул, а испанская и итальянская экономики в этом году ожидают сокращения приблизительно на уровне 2%. Португальская экономика сократилась более чем на 2%, а производство Греции упало более чем на 4%.
Кроме того, безработица в среднем по еврозоне резко возросла приблизительно на 12%, и при этом более 50% безработных ‑ это молодежь в странах периферии еврозоны, что подразумевает долгосрочные потери талантов и эрозию налоговой базы. И, несмотря на всплеск безработицы, рост производительности в еврозоне явно отрицателен.
Что более важно, за последний год соотношение государственный долг/ВВП выросло на семь процентных пунктов в Италии, на одиннадцать ‑ в Ирландии, и на пятнадцать ‑ в Португалии и Испании. Если непременным условием восстановления через меры строгой экономии являются стабилизация и сокращение задолженности, то, судя по всему, пессимисты оказываются правы.
На этом фоне возвращение американских инвесторов к предоставлению краткосрочного долларового финансирования Европейскому банку попахивает отчаянной охотой за прибылью, которая опирается на обещание президента Европейского центрального банка Марио Драги сделать «все возможное» для спасения евро. Что касается игры Goldman Sachs с акциями, на ум приходит фраза гуру рынка облигаций Билла Блэйна «купи дешево, продай чуть дороже на подъеме, затем отдай по бросовой цене все остальное и беги»
На самом деле, любые разговоры о восстановлении преждевременны, пока не окупятся убытки, нанесенные жесткой экономией. Как можно заметить, каждая страна, которая приняла программу жесткой экономии, при этом не возлагая потери на частных кредиторов, на данный момент имеет больше долгов, нежели в момент запуска программы. Например, по официальным оценкам, государственный долг Испании, который в момент начала кризиса составлял всего около 36% от ВВП, сегодня почти утроился ‑ а фактическая цифра может быть значительно выше. Более того, сократившие расходы страны вызвали самые большие скачки доходности облигаций и наиболее значительный рост долгов.
Winter Sale: Save 40% on a new PS subscription
At a time of escalating global turmoil, there is an urgent need for incisive, informed analysis of the issues and questions driving the news – just what PS has always provided.
Subscribe to Digital or Digital Plus now to secure your discount.
Subscribe Now
И тому есть очень простое объяснение. Когда страна отказывается от своего валютного суверенитета, ее банки фактически заимствуют иностранную валюту, что делает их исключительно уязвимыми к шокам ликвидности, как тот, который вызвал потрясения в банковской системе Европы в 2010-2011 годы. Правительство, будучи не в состоянии печатать деньги, чтобы спасти банки или увеличить конкурентоспособность экспорта путем девальвации валюты, имеет лишь два варианта: дефолт или дефляция (жесткая экономия).
Логика жесткой экономии заключается в сокращении бюджета за счет снижения долговой нагрузки и восстановления доверия, и, в конечном счете, в повышении стабильности и поддержке роста. Однако, когда страны проводят программу жесткой экономии одновременно с их основными торговыми партнерами, общий спрос падает, в результате чего все их экономики сокращаются, а их показатели долг/ВВП, в свою очередь, растут.
Но проблема жесткой экономии в еврозоне является более фундаментальной: политики пытаются разбираться с кризисом суверенного долга, несмотря на то что реальная проблема заключается в банковском кризисе. Учитывая то, что банковская система Европы в три раза больше и имеет в два раза больше заемных средств, нежели ее американский коллега, а ЕЦБ не хватает настоящей власти кредитования в последней инстанции, внезапное прекращение притока капитала в периферийные страны в 2009 году создало ликвидное голодание системы, которая была слишком велика для спасения.
Как только держатели деноминированных в евро активов разглядели эту ситуацию, они обратились к ЕЦБ за страховкой (которую ЕЦБ не смог предоставить под управлением его предыдущего президента Жан-Клода Трише, чье руководство характеризовалось приверженностью поддержанию ценовой стабильности). И именно последующие усилия инвесторов заработать на риске распада еврозоны ‑ а не объем ее суверенного долга ‑ вызвали скачки доходности облигаций.
Однако суматоха на финансовом рынке разожгла панику среди лидеров еврозоны, что привело их к ошибке в диагностировании заболевания и к назначению неверного лечения, которое служит только для создания новых симптомов. И хотя обещания Драги, воплощенные в программу «прямых денежных операций» ЕЦБ, ‑ а также в его долгосрочные операции рефинансирования и программу чрезвычайной поддержки ликвидности ‑ позволили выиграть время и снизили доходность, банковский кризис еврозоны по-прежнему сохраняется.
Лидеры стран еврозоны должны признать, что сокращение расходов не сделает ничего для стабилизации балансов банков ключевых стран, которые чрезмерно подвержены воздействию суверенных долгов периферийных стран. Пока Европа не откажется от экономии в пользу подхода, ориентированного на рост, все признаки восстановления будут иллюзорными.