БЕРКЛИ – Доклад Марио Драги о состоянии европейской экономики призван разбудить Европу. Но будет ли услышан этот сигнал будильника, или же европейские власти нажмут на кнопку «пауза» и опять задремлют?
В докладе названы три сферы, где у Европы возникли экономические проблемы. Евросоюз отстает от США и Китая в сфере инноваций, особенно в передовых технологиях. Его конкурентоспособность снижается из-за высоких цен на энергоносители. Фрагментированность оборонной промышленности ослабляет безопасность ЕС.
Далее в докладе утверждается, что для решения этих проблем нужно углублять интеграцию. Европе нужно завершить формирование союза рынков капитала, чтобы развить венчурное финансирование. Ей нужно снизить регуляторные барьеры, чтобы новые компании смогли масштабно расти. Она обязан создать интегрированную энергосеть и скоординировать инвестиции в декарбонизацию, чтобы снизить стоимость энергии. И Европа должна увеличивать оборонные расходы на уровне ЕС. Издержки, которые возникают из-за неспособности сотрудничать, проявляются, например, в том факте, что Европа производит и эксплуатирует 12 моделей танков, в то время как в США силы сосредоточены лишь на одной модели.
Все это говорит о необходимости чаще принимать совместные решения. В очередной раз Европа оказалась на важной развилке: сохранить статус-кво или совершить квантовый скачок к углублённой интеграции. Такие скачки Европа уже совершала ранее, согласившись на создание общего рынка в 1986 году, на введение евро в 1999 году и на движение к банковскому союзу в 2012 году. Но вызовут ли проблемы, перечисленные в докладе Драги, аналогичную реакцию?
Есть мнение (так считал Жан Монне, интеллектуальный крестный отец Евросоюза), что квантовые скачки в европейской интеграции происходят в тот момент, когда лидеры понимают: нет иного способа предотвратить худшее. Доклад Драги использует эту теорию, сосредоточившись на риторике кризиса.
Но не все согласятся с идеей, что европейские проблемы достигли уровня экзистенциального кризиса. Кроме того, некоторые из квантовых скачков в европейской интеграции совершались в периоды сравнительной стабильности. Доклад Делора, заложивший фундамент евро, предшествовал финансовым кризисам; переговоры о нём не велись в ответ на кризис. А некоторые кризисные периоды, например, в 1970-е годы, никак не ускоряли интеграцию. Наоборот, этот период положил начало «тёмным векам» или потерянному десятилетию, когда движение ко «всё более тесному союза» застопорилось. Очевидно, что теория Монне нуждается в уточнениях.
Помимо этого, существуют так называемые неофункционалистские теории европейской интеграции, согласно которым в случае, если Европа сможет запустить процесс интеграции в одной сфере, достигнутый прогресс перекинется на остальные сферы.
Создание общего рынка, предусматривавшего отмену контроля за движением капиталов, подталкивало к созданию единой валюты, а это, в свою очередь, подталкивало к созданию банковского союза. С точки зрения экономики, единая валюта могла создать дополнительные преимущества в эффективности после появления общего рынка, а единый банковский надзор мог обеспечить такие преимущества после введения единой валюты. С точки зрения политики, отмена контроля за движением капиталов открыла новые возможности для финансовых лоббистов, которые стали добиваться введения единой валюты и банковского союза.
Впрочем, последние события напоминают нам о том, что политические решения не всегда продиктованы соображениями эффективности. И далеко не очевидно, куда будут подталкивать Европу лоббисты. Например, политики в Берлине, послав к чёрту неофункциональную косвенную интеграцию, заняты противодействием попыткам итальянского банка UniCredit купить контрольный пакет акций немецкого банка Commerzbank. Очевидно, что требования ускорить интеграцию могут не только подталкивать вперёд, но и вызывать отпор.
Иногда говорят, что европейская интеграция ускоряется или блокируется в ходе жёстких переговоров о компромиссах между правительствами стран ЕС. Интеграция начнётся, когда совпадут национальные интересы, то есть все правительства сочтут себя бенефициарами, скажем, расширения сотрудничества в сфере оборонных расходов. Но, если судить по истории, некоторые правительства будут всё же опасаться, что их страны пострадают (их отечественная оборонная промышленность останется не у дел), и поэтому они будут сопротивляться призывам к углублению интеграции.
Впрочем, не исключено, что правительства смогут пойти на взаимовыгодный политический компромисс, как это произошло в 1990-х, когда Франция перестала противодействовать воссоединению Германии в обмен на немецкое согласие на валютный союз. Учитывая множество взаимосвязанных проблем, перечисленных в докладе Драги, выявление взаимовыгодных политических компромиссов может оказаться весьма жизнеспособным подходом.
Наконец, есть мнение, что национальные правительства соглашаются на углубление интеграции, когда это усиливает их позиции внутри своих стран. Если, действуя коллективно, они смогут эффективней выполнять свои внутриполитические обещания, тогда национальные лидеры будут поддерживаться населением (и избирателями). В 1950-е годы правительства усилили чувство безопасности у своих избирателей, создав Европейское объединение угля и стали, которое мирно соединило Германию с Европой. В 1980-е годы они обеспечили процветание, создав общий рынок. Позиции национальных правительств укреплялись благодаря этим интеграционным инициативам.
Доклад Драги открывает дверь для аналогичных шагов. Готовы ли европейские лидеры войти в эту дверь, станет ясно совсем скоро.
БЕРКЛИ – Доклад Марио Драги о состоянии европейской экономики призван разбудить Европу. Но будет ли услышан этот сигнал будильника, или же европейские власти нажмут на кнопку «пауза» и опять задремлют?
В докладе названы три сферы, где у Европы возникли экономические проблемы. Евросоюз отстает от США и Китая в сфере инноваций, особенно в передовых технологиях. Его конкурентоспособность снижается из-за высоких цен на энергоносители. Фрагментированность оборонной промышленности ослабляет безопасность ЕС.
Далее в докладе утверждается, что для решения этих проблем нужно углублять интеграцию. Европе нужно завершить формирование союза рынков капитала, чтобы развить венчурное финансирование. Ей нужно снизить регуляторные барьеры, чтобы новые компании смогли масштабно расти. Она обязан создать интегрированную энергосеть и скоординировать инвестиции в декарбонизацию, чтобы снизить стоимость энергии. И Европа должна увеличивать оборонные расходы на уровне ЕС. Издержки, которые возникают из-за неспособности сотрудничать, проявляются, например, в том факте, что Европа производит и эксплуатирует 12 моделей танков, в то время как в США силы сосредоточены лишь на одной модели.
Все это говорит о необходимости чаще принимать совместные решения. В очередной раз Европа оказалась на важной развилке: сохранить статус-кво или совершить квантовый скачок к углублённой интеграции. Такие скачки Европа уже совершала ранее, согласившись на создание общего рынка в 1986 году, на введение евро в 1999 году и на движение к банковскому союзу в 2012 году. Но вызовут ли проблемы, перечисленные в докладе Драги, аналогичную реакцию?
Есть мнение (так считал Жан Монне, интеллектуальный крестный отец Евросоюза), что квантовые скачки в европейской интеграции происходят в тот момент, когда лидеры понимают: нет иного способа предотвратить худшее. Доклад Драги использует эту теорию, сосредоточившись на риторике кризиса.
Но не все согласятся с идеей, что европейские проблемы достигли уровня экзистенциального кризиса. Кроме того, некоторые из квантовых скачков в европейской интеграции совершались в периоды сравнительной стабильности. Доклад Делора, заложивший фундамент евро, предшествовал финансовым кризисам; переговоры о нём не велись в ответ на кризис. А некоторые кризисные периоды, например, в 1970-е годы, никак не ускоряли интеграцию. Наоборот, этот период положил начало «тёмным векам» или потерянному десятилетию, когда движение ко «всё более тесному союза» застопорилось. Очевидно, что теория Монне нуждается в уточнениях.
BLACK FRIDAY SALE: Subscribe for as little as $34.99
Subscribe now to gain access to insights and analyses from the world’s leading thinkers – starting at just $34.99 for your first year.
Subscribe Now
Помимо этого, существуют так называемые неофункционалистские теории европейской интеграции, согласно которым в случае, если Европа сможет запустить процесс интеграции в одной сфере, достигнутый прогресс перекинется на остальные сферы.
Создание общего рынка, предусматривавшего отмену контроля за движением капиталов, подталкивало к созданию единой валюты, а это, в свою очередь, подталкивало к созданию банковского союза. С точки зрения экономики, единая валюта могла создать дополнительные преимущества в эффективности после появления общего рынка, а единый банковский надзор мог обеспечить такие преимущества после введения единой валюты. С точки зрения политики, отмена контроля за движением капиталов открыла новые возможности для финансовых лоббистов, которые стали добиваться введения единой валюты и банковского союза.
Впрочем, последние события напоминают нам о том, что политические решения не всегда продиктованы соображениями эффективности. И далеко не очевидно, куда будут подталкивать Европу лоббисты. Например, политики в Берлине, послав к чёрту неофункциональную косвенную интеграцию, заняты противодействием попыткам итальянского банка UniCredit купить контрольный пакет акций немецкого банка Commerzbank. Очевидно, что требования ускорить интеграцию могут не только подталкивать вперёд, но и вызывать отпор.
Иногда говорят, что европейская интеграция ускоряется или блокируется в ходе жёстких переговоров о компромиссах между правительствами стран ЕС. Интеграция начнётся, когда совпадут национальные интересы, то есть все правительства сочтут себя бенефициарами, скажем, расширения сотрудничества в сфере оборонных расходов. Но, если судить по истории, некоторые правительства будут всё же опасаться, что их страны пострадают (их отечественная оборонная промышленность останется не у дел), и поэтому они будут сопротивляться призывам к углублению интеграции.
Впрочем, не исключено, что правительства смогут пойти на взаимовыгодный политический компромисс, как это произошло в 1990-х, когда Франция перестала противодействовать воссоединению Германии в обмен на немецкое согласие на валютный союз. Учитывая множество взаимосвязанных проблем, перечисленных в докладе Драги, выявление взаимовыгодных политических компромиссов может оказаться весьма жизнеспособным подходом.
Наконец, есть мнение, что национальные правительства соглашаются на углубление интеграции, когда это усиливает их позиции внутри своих стран. Если, действуя коллективно, они смогут эффективней выполнять свои внутриполитические обещания, тогда национальные лидеры будут поддерживаться населением (и избирателями). В 1950-е годы правительства усилили чувство безопасности у своих избирателей, создав Европейское объединение угля и стали, которое мирно соединило Германию с Европой. В 1980-е годы они обеспечили процветание, создав общий рынок. Позиции национальных правительств укреплялись благодаря этим интеграционным инициативам.
Доклад Драги открывает дверь для аналогичных шагов. Готовы ли европейские лидеры войти в эту дверь, станет ясно совсем скоро.