НЬЮ-ЙОРК – Поскольку торговые переговоры между США и Китаем с трудом продвигаются к неопределённому завершению, многие в мире по-прежнему озабочены потенциальной эскалацией конфликта между этими двумя экономически крупнейшими странами. Но в узких дискуссиях на тему пошлин, которые вводятся принципу око за око, или на тему китайского меркантилизма и воровства интеллектуальной собственности не учитываются более широкие последствия этой торговой войны: США и Китай теряют возможность взаимодействовать между собой каким-либо иными образом, кроме как противники.
В глазах США Китай выглядит быстро нарастающей угрозой. Такое отношение отчасти объясняется огромным профицитом Китая в двусторонней торговле и его наглыми попытками заполучить американские технологии. Но есть и другие причины, наверное, ещё более важные: стремление Китая к военной гегемонии в Азиатско-Тихоокеанском регионе, его быстро увеличивающиеся инвестиции за рубеж, а также попытки изменить ход глобальных политических дискуссий и влиять на другие страны, в том числе на США.
Как предупреждал в прошлом году директор ФБР Кристофер Рэй, подобные усилия включают использование нетрадиционных участников для проникновения в демократические институты, особенно в научную и учебную среду. И в этом смысле, делает вывод Рэй, «китайская угроза» это не просто «угроза для правительства», это «угроза для всего общества». Эти опасения подтверждаются в опубликованном нами недавно докладе «Влияние Китая и американские интересы», который подготовила рабочая группа в составе 23 человек, созданная совместно Институтом Гувера и Азиатским обществом (мы были сопредседателями этой группы).
В этом докладе делается вывод, что Коммунистическая партия Китая (КПК) занята проникновением в широкий круг американских институтов (от университетов и аналитических центров до средств массовой информации и местных органов власти), а также в китайско-американское землячество. КПК роет ходы в мягкой ткани американской демократии.
Это нельзя назвать ни откровенным применением «жёсткой» военной или экономической силы, ни теми прозрачными обменами, с помощью которых демократические страны демонстрируют свою «мягкую силу» остальному миру. Это одна из форм явления, получившего название «острая сила». Говоря словами бывшего премьер-министра Австралии Малкольма Тёрнбулла, речь идёт об использовании тактики «скрытых, принуждающих и коррупционных» действий с целью заставить другие страны следовать пропагандистской линии Китая и поддерживать его интересы.
Главным инструментом применения острой силы является разветвлённый и хорошо развитый аппарат КПК под называнием «Единый фронт». Это насчитывающая уже почти сто лет система для продвижения китайской пропаганды и влияния за рубежом. Для неё, как и для китайской системы ленинизма в целом, не очень важна целостность гражданских институтов, а ещё меньше – такие ценности, как свобода слова, вероисповедания и собраний. Наоборот, она с удовольствием пользуется открытостью западных либеральных демократий для достижения собственных целей.
At a time when democracy is under threat, there is an urgent need for incisive, informed analysis of the issues and questions driving the news – just what PS has always provided. Subscribe now and save $50 on a new subscription.
Subscribe Now
Что же это за цели? В отличие от российских операций влияния, которые сосредоточены на манипуляциях выборами с помощью дезинформации о стране, выбранных мишенью, китайские зарубежные операции, в том числе в США, сфокусированы на распространении информации о самом Китае. Лидеры страны хотят повлиять на восприятие миром подъёма Китая с целью минимизировать любые препятствия, мешающие милитаризации Южно-Китайского моря, репрессиям против религиозных меньшинств в Синьцзяне и Тибете, навязчивой слежке за гражданами страны, а также сопротивлению демократическим реформам в Гонконге.
Для этих целей Китай использует собственных граждан, находящихся за границей (особенно в учебной и научной среде, причём как преподавателей, так и студентов), а также членов китайской диаспоры, которых называют «соотечественниками» (同胞们), чей долг – демонстрировать лояльность «родному Китаю» (中国祖国). Уже сегодня многие китайские студенты не чувствуют себя достаточно свободно, чтобы искренне говорить в американских учебных аудиториях, а китайские эксперты занимаются самоцензурой, чтобы сохранить возможность вернуться домой; большинство СМИ на китайском языке в США придерживаются дружественной Китаю линии.
По мнению Рэя, на китайские операции влияния требуется «ответ всего общества». И на наш взгляд, в этом ответе акцент должен делаться на «конструктивном надзоре». Американские университеты, аналитические центры, СМИ, ассоциации и местные органы власти должны требовать прозрачности в своих отношениях с перспективными китайскими партнёрами, включая полное раскрытие информации о любых связях, которые они поддерживают с китайским государством, КПК или армией.
Для США крайне важно не допустить, чтобы такой ответ спровоцировал расистские атаки на китайцев в Америке. Китай может считать любого китайца или человека китайского происхождения потенциальным агентом. Но придерживаясь своих ценностей справедливости и равенства, Америка должна смотреть только на поведение человека, а не на его этническую принадлежность.
Американские институты смогут лучше распознавать подозрительное поведение и защищать свою целостность, если будут стараться больше узнавать о том, с кем же они имеют дело, в том числе благодаря сотрудничеству с аналогичными институтами в США и за рубежом. Китайским агентам острой силы нельзя позволить применять стратегию «разделяй и властвуй».
Наконец, американские учреждения должны требовать расширения взаимности в своих отношениях с китайскими коллегами. Лишь с помощью более открытых и равных обменов, США могли бы надеяться на превращение секретных китайских операций острой силы в операции подлинно мягкой силы, когда каждая страна получает доступ и влияние в другой стране прозрачным образом.
Судя по всему, в обозримом будущем Китай будет оставаться главным соперником Америки в борьбе за глобальную власть и влияние. Но это не означает, что обе страны должны сохранять опасные отношения соперничества. Напротив, им надо выбрать политику конструктивного взаимодействия, которая поддерживает справедливую конкуренцию, даёт возможность заниматься взаимовыгодными сотрудничеством и сохранять мир между двумя крупнейшими державами планеты.
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
South Korea's latest political crisis is further evidence that the 1987 constitution has outlived its usefulness. To facilitate better governance and bolster policy stability, the country must establish a new political framework that includes stronger checks on the president and fosters genuine power-sharing.
argues that breaking the cycle of political crises will require some fundamental reforms.
Among the major issues that will dominate attention in the next 12 months are the future of multilateralism, the ongoing wars in Ukraine and the Middle East, and the threats to global stability posed by geopolitical rivalries and Donald Trump’s second presidency. Advances in artificial intelligence, if regulated effectively, offer a glimmer of hope.
asked PS contributors to identify the national and global trends to look out for in the coming year.
НЬЮ-ЙОРК – Поскольку торговые переговоры между США и Китаем с трудом продвигаются к неопределённому завершению, многие в мире по-прежнему озабочены потенциальной эскалацией конфликта между этими двумя экономически крупнейшими странами. Но в узких дискуссиях на тему пошлин, которые вводятся принципу око за око, или на тему китайского меркантилизма и воровства интеллектуальной собственности не учитываются более широкие последствия этой торговой войны: США и Китай теряют возможность взаимодействовать между собой каким-либо иными образом, кроме как противники.
В глазах США Китай выглядит быстро нарастающей угрозой. Такое отношение отчасти объясняется огромным профицитом Китая в двусторонней торговле и его наглыми попытками заполучить американские технологии. Но есть и другие причины, наверное, ещё более важные: стремление Китая к военной гегемонии в Азиатско-Тихоокеанском регионе, его быстро увеличивающиеся инвестиции за рубеж, а также попытки изменить ход глобальных политических дискуссий и влиять на другие страны, в том числе на США.
Как предупреждал в прошлом году директор ФБР Кристофер Рэй, подобные усилия включают использование нетрадиционных участников для проникновения в демократические институты, особенно в научную и учебную среду. И в этом смысле, делает вывод Рэй, «китайская угроза» это не просто «угроза для правительства», это «угроза для всего общества». Эти опасения подтверждаются в опубликованном нами недавно докладе «Влияние Китая и американские интересы», который подготовила рабочая группа в составе 23 человек, созданная совместно Институтом Гувера и Азиатским обществом (мы были сопредседателями этой группы).
В этом докладе делается вывод, что Коммунистическая партия Китая (КПК) занята проникновением в широкий круг американских институтов (от университетов и аналитических центров до средств массовой информации и местных органов власти), а также в китайско-американское землячество. КПК роет ходы в мягкой ткани американской демократии.
Это нельзя назвать ни откровенным применением «жёсткой» военной или экономической силы, ни теми прозрачными обменами, с помощью которых демократические страны демонстрируют свою «мягкую силу» остальному миру. Это одна из форм явления, получившего название «острая сила». Говоря словами бывшего премьер-министра Австралии Малкольма Тёрнбулла, речь идёт об использовании тактики «скрытых, принуждающих и коррупционных» действий с целью заставить другие страны следовать пропагандистской линии Китая и поддерживать его интересы.
Главным инструментом применения острой силы является разветвлённый и хорошо развитый аппарат КПК под называнием «Единый фронт». Это насчитывающая уже почти сто лет система для продвижения китайской пропаганды и влияния за рубежом. Для неё, как и для китайской системы ленинизма в целом, не очень важна целостность гражданских институтов, а ещё меньше – такие ценности, как свобода слова, вероисповедания и собраний. Наоборот, она с удовольствием пользуется открытостью западных либеральных демократий для достижения собственных целей.
HOLIDAY SALE: PS for less than $0.7 per week
At a time when democracy is under threat, there is an urgent need for incisive, informed analysis of the issues and questions driving the news – just what PS has always provided. Subscribe now and save $50 on a new subscription.
Subscribe Now
Что же это за цели? В отличие от российских операций влияния, которые сосредоточены на манипуляциях выборами с помощью дезинформации о стране, выбранных мишенью, китайские зарубежные операции, в том числе в США, сфокусированы на распространении информации о самом Китае. Лидеры страны хотят повлиять на восприятие миром подъёма Китая с целью минимизировать любые препятствия, мешающие милитаризации Южно-Китайского моря, репрессиям против религиозных меньшинств в Синьцзяне и Тибете, навязчивой слежке за гражданами страны, а также сопротивлению демократическим реформам в Гонконге.
Для этих целей Китай использует собственных граждан, находящихся за границей (особенно в учебной и научной среде, причём как преподавателей, так и студентов), а также членов китайской диаспоры, которых называют «соотечественниками» (同胞们), чей долг – демонстрировать лояльность «родному Китаю» (中国祖国). Уже сегодня многие китайские студенты не чувствуют себя достаточно свободно, чтобы искренне говорить в американских учебных аудиториях, а китайские эксперты занимаются самоцензурой, чтобы сохранить возможность вернуться домой; большинство СМИ на китайском языке в США придерживаются дружественной Китаю линии.
По мнению Рэя, на китайские операции влияния требуется «ответ всего общества». И на наш взгляд, в этом ответе акцент должен делаться на «конструктивном надзоре». Американские университеты, аналитические центры, СМИ, ассоциации и местные органы власти должны требовать прозрачности в своих отношениях с перспективными китайскими партнёрами, включая полное раскрытие информации о любых связях, которые они поддерживают с китайским государством, КПК или армией.
Для США крайне важно не допустить, чтобы такой ответ спровоцировал расистские атаки на китайцев в Америке. Китай может считать любого китайца или человека китайского происхождения потенциальным агентом. Но придерживаясь своих ценностей справедливости и равенства, Америка должна смотреть только на поведение человека, а не на его этническую принадлежность.
Американские институты смогут лучше распознавать подозрительное поведение и защищать свою целостность, если будут стараться больше узнавать о том, с кем же они имеют дело, в том числе благодаря сотрудничеству с аналогичными институтами в США и за рубежом. Китайским агентам острой силы нельзя позволить применять стратегию «разделяй и властвуй».
Наконец, американские учреждения должны требовать расширения взаимности в своих отношениях с китайскими коллегами. Лишь с помощью более открытых и равных обменов, США могли бы надеяться на превращение секретных китайских операций острой силы в операции подлинно мягкой силы, когда каждая страна получает доступ и влияние в другой стране прозрачным образом.
Судя по всему, в обозримом будущем Китай будет оставаться главным соперником Америки в борьбе за глобальную власть и влияние. Но это не означает, что обе страны должны сохранять опасные отношения соперничества. Напротив, им надо выбрать политику конструктивного взаимодействия, которая поддерживает справедливую конкуренцию, даёт возможность заниматься взаимовыгодными сотрудничеством и сохранять мир между двумя крупнейшими державами планеты.