ВАШИНГТОН – 17 июня, на своей первой конференции в качестве избранного президента Ирана, Хасан Роухани перевел на несколько иной уровень отношения Исламской Республики с Западом. По ядерной политике он заявил, что «эра приостановки испытаний закончилась»: Иран не согласится прекратить обогащение урана в предстоящих переговорах, но будет стремиться сделать свою ядерную деятельность более прозрачной, чтобы укрепить международное доверие. Более того, Иран пошел бы на прямые переговоры с Соединенными Штатами, если бы США прекратили попытки вмешаться во внутренние дела Ирана и свои «методы запугивания».
Ни одно из этих заявлений не ново. Означает ли это, что мир может не ждать существенных изменений в официальном поведении Ирана после победы Роухани?
Перед выборами сложилось общее впечатление, что верховный лидер Ирана, аятолла Али Хосейни Хаменеи, поддерживал либо Саида Джалили, либо Мохаммада-Багер Галибафа. В последние годы Джалили был ведущим представителем Ирана в международных переговорах по ядерной программе страны. Это сделало его основным объектом критики со стороны Роухани и второго кандидата, Велаяти, советника Хаменеи по международным делам.
По словам Роухани и Велаяти, поскольку Иран в последние годы увеличил число центрифуг, используемых в своей программе ядерных исследований, это повлекло за собой экономически разрушительный ряд международных санкций. Роухани обещал обеспечить дальнейший прогресс ядерной программы, принимая более сильные и разумные дипломатические меры, чтобы предотвратить введение новых санкций и способствовать отмене существующих.
Джалили не был яркой фигурой в своей стране. Поначалу иранцы видели его на публичных мероприятиях и в средствах массовой информации обсуждающим не только ядерную политику, но и ультраконсервативную политическую программу, касающуюся женщин, молодежи и культурных вопросов. В конце концов, он оказался еще более радикальным в этих сферах, чем уходящий президент Махмуд Ахмадинежад.
Что касается Галибафа, мэра Тегерана, он с гордостью признался, что принимал непосредственное участие в жестоком разгоне студенческих протестов в 2003 году. Более того, он описал, как сидел на заднем сидении мотоцикла с дубинкой, чтобы командовать полицией во время подавления массовых демонстраций. Роухани очень эффективно использовал это против него.
At a time when democracy is under threat, there is an urgent need for incisive, informed analysis of the issues and questions driving the news – just what PS has always provided. Subscribe now and save $50 on a new subscription.
Subscribe Now
Консерваторы пытались убедить своих кандидатов объединиться вокруг одной фигуры, но более слабые кандидаты не отказались от участия в пользу единства. В частности, имеются убедительные доказательства того, что Корпус стражей исламской революции (КСИР) разделился на две основные группировки, одна из которых поддерживала Джалили, а вторая – Галибафа. Например, Кассем Солеймани, командующий силами Кодс, подразделением КСИР, одобрил кандидатуру Галибафа, который, как он надеялся, должен был получить полную поддержку Хаменеи.
Внутренняя борьба между консерваторами и в КСИР усилилась в последние несколько дней перед выборами. И, после удивительной победы Роухани в первом туре – и отказа Хаменеи поддержать кого-либо из кандидатов, – обе фракции КСИР проиграли.
Возможно, Хаменеи поступил мудро, отойдя в сторону и позволив преобладать общественному мнению. Если бы Джалили и Галибаф были избраны, напряжение в КСИР, возможно, усилилось бы и Хаменеи было бы труднее его контролировать. А оставаясь в стороне, Хаменеи, вероятно, стремился показать КСИР, что и у их власти есть предел.
Несмотря на его тесные связи с военным сообществом и службой безопасности, Роухани явно считался аутсайдером. Кроме того, он никогда раньше не выступал как политическая фигура, он служил в армии в первое десятилетие Исламской Республики и провел последние два по большей части в Высшем совете национальной безопасности. Когда Ахмадинежад пришел к власти, Роухани потерял свою должность секретаря Совета, но стал личным представителем Хаменеи в нем – пост, который он занимал до сих пор.
Действительно ли Хаменеи планировал победу Роухани или просто посчитал, что издержки на ее предотвращение будут слишком высоки, Роухани может служить целям Хаменеи, по крайней мере так же, как и любой другой кандидат. Победа Роухани создала впечатление демократического процесса и ослабила гнев общественности, который накапливался в последние восемь лет, особенно после сфальсифицированных президентских выборов в 2009 году. Конечно, его триумф способствовал расколу демократических сил Ирана, мнения которых разделились по поводу участия в выборах, и сделал неуместным Зеленое движение, зародившееся в 2009 году.
Усилия Роухани показать внешнюю политику Ирана в демократическом свете менее убедительны. Например, его призыв к президенту Сирии Башару аль-Асаду, чтобы тот оставался у власти до запланированных выборов в 2014 году, смешон, учитывая, что Асад обычно «побеждает» на президентских выборах в Сирии с преимуществом, как в Советском Союзе, более чем с 95% голосов избирателей.
Что имеет большее значение для режима, победа Роухани дала Ирану выиграть время в ядерной проблеме. Мало того, что теперь меньше шансов на введение новых санкций, полученная на выборах легитимность Роухани также может заставить P5+1 (пять постоянных членов Совета Безопасности Организации Объединенных Наций плюс Германию) предложить Ирану более выгодные условия в ядерной сделке.
Но Хаменеи столкнется с серьезными проблемами, связанными с ядерной политикой в ближайшие четыре года. Во-первых, победа Роухани лишила легитимности политику сопротивления, которую отстаивал Джалили. Правительство Ирана больше не может утверждать, что ядерная программа носит национальный характер и имеет широкую поддержку. Сторонники Роухани хотят лучшей экономики и интеграции в международное сообщество больше, чем ядерной славы.
Во-вторых, даже если Хаменеи передаст ядерный портфель Роухани (что не обязательно, поскольку он решил оставить его в руках у Ахмадинежада), новый президент должен будет прийти к соглашению с КСИР, поддержка которого – по крайней мере, молчаливая – необходима для любой ядерной сделки.
На сегодняшний день ядерная программа Ирана и его региональная политика были в ведении КСИР и сторонников жесткого курса. Они не победили на выборах, но они и никуда не делись.
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
South Korea's latest political crisis is further evidence that the 1987 constitution has outlived its usefulness. To facilitate better governance and bolster policy stability, the country must establish a new political framework that includes stronger checks on the president and fosters genuine power-sharing.
argues that breaking the cycle of political crises will require some fundamental reforms.
Among the major issues that will dominate attention in the next 12 months are the future of multilateralism, the ongoing wars in Ukraine and the Middle East, and the threats to global stability posed by geopolitical rivalries and Donald Trump’s second presidency. Advances in artificial intelligence, if regulated effectively, offer a glimmer of hope.
asked PS contributors to identify the national and global trends to look out for in the coming year.
ВАШИНГТОН – 17 июня, на своей первой конференции в качестве избранного президента Ирана, Хасан Роухани перевел на несколько иной уровень отношения Исламской Республики с Западом. По ядерной политике он заявил, что «эра приостановки испытаний закончилась»: Иран не согласится прекратить обогащение урана в предстоящих переговорах, но будет стремиться сделать свою ядерную деятельность более прозрачной, чтобы укрепить международное доверие. Более того, Иран пошел бы на прямые переговоры с Соединенными Штатами, если бы США прекратили попытки вмешаться во внутренние дела Ирана и свои «методы запугивания».
Ни одно из этих заявлений не ново. Означает ли это, что мир может не ждать существенных изменений в официальном поведении Ирана после победы Роухани?
Перед выборами сложилось общее впечатление, что верховный лидер Ирана, аятолла Али Хосейни Хаменеи, поддерживал либо Саида Джалили, либо Мохаммада-Багер Галибафа. В последние годы Джалили был ведущим представителем Ирана в международных переговорах по ядерной программе страны. Это сделало его основным объектом критики со стороны Роухани и второго кандидата, Велаяти, советника Хаменеи по международным делам.
По словам Роухани и Велаяти, поскольку Иран в последние годы увеличил число центрифуг, используемых в своей программе ядерных исследований, это повлекло за собой экономически разрушительный ряд международных санкций. Роухани обещал обеспечить дальнейший прогресс ядерной программы, принимая более сильные и разумные дипломатические меры, чтобы предотвратить введение новых санкций и способствовать отмене существующих.
Джалили не был яркой фигурой в своей стране. Поначалу иранцы видели его на публичных мероприятиях и в средствах массовой информации обсуждающим не только ядерную политику, но и ультраконсервативную политическую программу, касающуюся женщин, молодежи и культурных вопросов. В конце концов, он оказался еще более радикальным в этих сферах, чем уходящий президент Махмуд Ахмадинежад.
Что касается Галибафа, мэра Тегерана, он с гордостью признался, что принимал непосредственное участие в жестоком разгоне студенческих протестов в 2003 году. Более того, он описал, как сидел на заднем сидении мотоцикла с дубинкой, чтобы командовать полицией во время подавления массовых демонстраций. Роухани очень эффективно использовал это против него.
HOLIDAY SALE: PS for less than $0.7 per week
At a time when democracy is under threat, there is an urgent need for incisive, informed analysis of the issues and questions driving the news – just what PS has always provided. Subscribe now and save $50 on a new subscription.
Subscribe Now
Консерваторы пытались убедить своих кандидатов объединиться вокруг одной фигуры, но более слабые кандидаты не отказались от участия в пользу единства. В частности, имеются убедительные доказательства того, что Корпус стражей исламской революции (КСИР) разделился на две основные группировки, одна из которых поддерживала Джалили, а вторая – Галибафа. Например, Кассем Солеймани, командующий силами Кодс, подразделением КСИР, одобрил кандидатуру Галибафа, который, как он надеялся, должен был получить полную поддержку Хаменеи.
Внутренняя борьба между консерваторами и в КСИР усилилась в последние несколько дней перед выборами. И, после удивительной победы Роухани в первом туре – и отказа Хаменеи поддержать кого-либо из кандидатов, – обе фракции КСИР проиграли.
Возможно, Хаменеи поступил мудро, отойдя в сторону и позволив преобладать общественному мнению. Если бы Джалили и Галибаф были избраны, напряжение в КСИР, возможно, усилилось бы и Хаменеи было бы труднее его контролировать. А оставаясь в стороне, Хаменеи, вероятно, стремился показать КСИР, что и у их власти есть предел.
Несмотря на его тесные связи с военным сообществом и службой безопасности, Роухани явно считался аутсайдером. Кроме того, он никогда раньше не выступал как политическая фигура, он служил в армии в первое десятилетие Исламской Республики и провел последние два по большей части в Высшем совете национальной безопасности. Когда Ахмадинежад пришел к власти, Роухани потерял свою должность секретаря Совета, но стал личным представителем Хаменеи в нем – пост, который он занимал до сих пор.
Действительно ли Хаменеи планировал победу Роухани или просто посчитал, что издержки на ее предотвращение будут слишком высоки, Роухани может служить целям Хаменеи, по крайней мере так же, как и любой другой кандидат. Победа Роухани создала впечатление демократического процесса и ослабила гнев общественности, который накапливался в последние восемь лет, особенно после сфальсифицированных президентских выборов в 2009 году. Конечно, его триумф способствовал расколу демократических сил Ирана, мнения которых разделились по поводу участия в выборах, и сделал неуместным Зеленое движение, зародившееся в 2009 году.
Усилия Роухани показать внешнюю политику Ирана в демократическом свете менее убедительны. Например, его призыв к президенту Сирии Башару аль-Асаду, чтобы тот оставался у власти до запланированных выборов в 2014 году, смешон, учитывая, что Асад обычно «побеждает» на президентских выборах в Сирии с преимуществом, как в Советском Союзе, более чем с 95% голосов избирателей.
Что имеет большее значение для режима, победа Роухани дала Ирану выиграть время в ядерной проблеме. Мало того, что теперь меньше шансов на введение новых санкций, полученная на выборах легитимность Роухани также может заставить P5+1 (пять постоянных членов Совета Безопасности Организации Объединенных Наций плюс Германию) предложить Ирану более выгодные условия в ядерной сделке.
Но Хаменеи столкнется с серьезными проблемами, связанными с ядерной политикой в ближайшие четыре года. Во-первых, победа Роухани лишила легитимности политику сопротивления, которую отстаивал Джалили. Правительство Ирана больше не может утверждать, что ядерная программа носит национальный характер и имеет широкую поддержку. Сторонники Роухани хотят лучшей экономики и интеграции в международное сообщество больше, чем ядерной славы.
Во-вторых, даже если Хаменеи передаст ядерный портфель Роухани (что не обязательно, поскольку он решил оставить его в руках у Ахмадинежада), новый президент должен будет прийти к соглашению с КСИР, поддержка которого – по крайней мере, молчаливая – необходима для любой ядерной сделки.
На сегодняшний день ядерная программа Ирана и его региональная политика были в ведении КСИР и сторонников жесткого курса. Они не победили на выборах, но они и никуда не делись.