В течение года после террористических атак 11 сентября вопросы по поводу ислама - о его природе, его отличительных особенностях, его потенциальной угрозе для Запада - захватили центральное место в интеллектуальных и политических дебатах. В то время как основные конфликты 20-го века - с фашизмом, коммунизмом и другими «измами» - были, в основном, идеологическими, терроризм 11 сентября прошлого года заново сформулировал спектр «культурных войн» и «столкновений цивилизаций».
В исламском мире часто звучат заявления о том, что поскольку одним из пяти основных обязательств мусульманина является
Zakat
(милосердие к бедным), исламское общество меньше раздроблено, и это ограничивает неравенство и социальную исключенность. В то же самое время, Западные наблюдатели видят в исламе веру, которая не уважает свободу личности, особенно в отношении женщин. Ориана Фаллачи опубликовала свои длинные тирады по этому поводу вскоре после атак.
Факты, похоже, и вправду говорят в пользу таких представлений. Мусульманские страны на самом деле имеют тенденцию характеризоваться более низкими уровнями неравенства и преступности (хорошая замена для социальной исключенности), чем другие страны, находящиеся на таком же уровне экономического развития, такие как те, что находятся в католической Латинской Америке. Но действительно ли сухие цифры среднего дохода могут сказать нам что-то существенное?
Нет, считает ученый-политолог Фрэнсис Фукуяма, который полагает, что отдельные социальные показатели (включая уровни дохода) проистекают из того факта, что страны находятся на различных этапах процесса перехода к современности, в ходе которого каждый индивидуум и каждое общество постепенно сближаются к определенному набору универсальных ценностей. Самуэль Хантингтон из Гарвардского университета также полагает, что такое сравнение является ошибочным, но он не согласен с Фукуямой относительно диагноза.
Хантингтон находит нечто зловещее, работающее в исламе - что социальные показатели ислама отражают не уровень современности, а догматы веры. Он говорит, что из-за того, что ислам по-мессиански объединяет политические, религиозные и культурные аспекты жизни, Западу и исламу на роду написано «сталкиваться», поскольку эти две системы противоречат друг другу по самым фундаментальным аспектам жизни.
Но если мы хотим установить, какую роль религия типа ислама играет в определении фундаментальной формы общества, то мы можем сделать ошибочные выводы, проводя сравнения между различными странами или регионами мира. Нам нужно взглянуть на индивидуумов
внутри
одной страны, для того чтобы правильно понять, какое влияние «исламские ценности», оказывают на формирование общества. Чтобы это сделать, нам нужна страна, где существует глубокая пропасть между исламом и христианством и где, в отличие от американского «плавильного котла», наблюдается ограниченное смешение среди социальных групп.
Project Syndicate is returning to Climate Week NYC with an even more expansive program. Join us live on September 22 as we welcome speakers from around the world at our studio in Manhattan to address critical dimensions of the climate debate.
Register Now
В ходе двух исследований, проведенных мною с коллегами в Бейрутском университете, мы использовали Ливан для исследования связи между религией и такими социальными характеристиками как неравенство, предпочтение, отдаваемое сыновьям, и степень участия женщин на рынке труда. Ливан является идеальной социальной лабораторией, поскольку там имеется огромное число географически разделенных религиозных групп и коммунальные границы, соблюдение которых осуществляется в принудительном порядке.
В действительности, население разделяет нечто большее, чем религия. Некоторые ливанцы считают себя скорее финикийцами, нежели арабами, и утверждают, что в культурном плане они стоят ближе к Франции, чем к арабскому миру.
Мы провели исследования среди христиан-маронитов (верования которых сродни тем, что присущи римскому католицизму), мусульман-сунитов (официальная религия большинства арабских стран) и мусульман-шиитов (официальная религия Ирана и ливанского движения Хезбаллах) и не обнаружили никаких свидетельств в пользу меньшего неравенства среди мусульман или меньшей дискриминации женщин среди христиан. Если бы, как утверждает Хантингтон, исламские ценности имели такое судьбоносное значение, то мы бы обнаружили среди этих сообществ более сильные различия в уровне неравенства и в обращении с женщинами. Но этого не было.
В нашем исследовании религиозного и социального неравенства в Ливане мы главным образом исследовали социальную мобильность, а не общее неравенство. Это было сделано по той причине, что общества, в которых возможности и неравенство передается по наследству, считаются менее справедливыми, чем общества, в которых семейное происхождение считается менее важным. По-видимому, социальная мобильность в Ливане является предельно низкой, и семейное происхождение является ключевым фактором, определяющим социальные показатели.
Этим можно объяснить, почему выпускники ливанских колледжей всех вероисповедований часто включают в свои резюме имя и профессию своих родителей, или почему одно из первых слов на арабском, которое заучивают иностранцы, поселившиеся в Ливане, - это слово
wasta
(родство). Более того, среди христиан-маронитов и мусульман-шиитов, принадлежащих к высшему и среднему классу, наблюдается тенденция к близкому уровню социальной мобильности. В обеих этих группах социальная мобильность выше, чем среди масульман-сунитов. Еще одно свидетельство против идеи подавляющего воздействия ислама при определении господствующих состояний в обществе.
Положение женщины в обществе тоже, сдается, не определяется в первую очередь приверженностью к исламу. В действительности мы установили, что во всех ливанских семьях гораздо больше хотят рождения сыновей, чем дочерей. Если в семье две дочери, то вероятность того, что у них будет и третий ребенок, на 90% выше, чем если в семье уже есть два сына. С точки зрения статистики это огромная разница - в девять раз большая, чем в США.
На самом деле, точно так же как наши исходные исследования не дали никаких свидетельств в пользу того, что в мусульманском мире эгалитаризм распространен больше, чем в других странах, мы также не обнаружили каких-либо ощутимых различий в предпочтении, отдаваемом сыновьям среди христиан и мусульман. Пожалуй даже предпочтение мужскому полу сильнее выражено в христианских семьях, чем в мусульманских.
То же самое справедливо и в отношении участия женщин на рынке труда; это участие в Ливане находится на низком уровне, однако его уровень одинаков среди разных религиозных групп. Хотя это и не гарантирует, что не существует никакой связи между религией и дискриминацией женщин, это наводит на мысль, что если даже такая связь и существует, она не относится к участию женщин на рынке труда или к предпочтению, отдаваемому сыновьям.
Конечно, невозможно опровергнуть мнение, что различные страны имеют различные ценности. В конце концов, Ливан имеет низкую социальную мобильность, низкую степень участия женщин на рынке труда и сильное предпочтение, отдаваемое сыновьям, в то время как в других странах этого не наблюдается. Однако наша работа убедительно свидетельствует в поддержку теории Фукуямы о том, что культуры и ценности играют второстепенную роль в определении социальных условий страны в сравнении с ее уровнем современности. И по этой причине отличие исламского мира от Запада наблюдается по причине его отсталости, а не потому, что он является мусульманским.
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
New research on the importance of cross-border knowledge and technology spillovers suggests that government support alone cannot guarantee success in an industry. That is why Taiwan and South Korea's semiconductor industrial policies succeeded, while China's has not.
demonstrates that while subsidies can help, knowledge and technology transfers are crucial.
To secure a lasting peace, Ukraine’s allies must make Vladimir Putin understand that he cannot dictate the terms. Guaranteeing Ukraine’s security will require increased military support, a clear path to NATO membership, and international support for President Volodymyr Zelensky’s peace plan.
outline steps that global leaders can take to ensure a Ukrainian victory and deter future Russian aggression.
В течение года после террористических атак 11 сентября вопросы по поводу ислама - о его природе, его отличительных особенностях, его потенциальной угрозе для Запада - захватили центральное место в интеллектуальных и политических дебатах. В то время как основные конфликты 20-го века - с фашизмом, коммунизмом и другими «измами» - были, в основном, идеологическими, терроризм 11 сентября прошлого года заново сформулировал спектр «культурных войн» и «столкновений цивилизаций».
В исламском мире часто звучат заявления о том, что поскольку одним из пяти основных обязательств мусульманина является Zakat (милосердие к бедным), исламское общество меньше раздроблено, и это ограничивает неравенство и социальную исключенность. В то же самое время, Западные наблюдатели видят в исламе веру, которая не уважает свободу личности, особенно в отношении женщин. Ориана Фаллачи опубликовала свои длинные тирады по этому поводу вскоре после атак.
Факты, похоже, и вправду говорят в пользу таких представлений. Мусульманские страны на самом деле имеют тенденцию характеризоваться более низкими уровнями неравенства и преступности (хорошая замена для социальной исключенности), чем другие страны, находящиеся на таком же уровне экономического развития, такие как те, что находятся в католической Латинской Америке. Но действительно ли сухие цифры среднего дохода могут сказать нам что-то существенное?
Нет, считает ученый-политолог Фрэнсис Фукуяма, который полагает, что отдельные социальные показатели (включая уровни дохода) проистекают из того факта, что страны находятся на различных этапах процесса перехода к современности, в ходе которого каждый индивидуум и каждое общество постепенно сближаются к определенному набору универсальных ценностей. Самуэль Хантингтон из Гарвардского университета также полагает, что такое сравнение является ошибочным, но он не согласен с Фукуямой относительно диагноза.
Хантингтон находит нечто зловещее, работающее в исламе - что социальные показатели ислама отражают не уровень современности, а догматы веры. Он говорит, что из-за того, что ислам по-мессиански объединяет политические, религиозные и культурные аспекты жизни, Западу и исламу на роду написано «сталкиваться», поскольку эти две системы противоречат друг другу по самым фундаментальным аспектам жизни.
Но если мы хотим установить, какую роль религия типа ислама играет в определении фундаментальной формы общества, то мы можем сделать ошибочные выводы, проводя сравнения между различными странами или регионами мира. Нам нужно взглянуть на индивидуумов внутри одной страны, для того чтобы правильно понять, какое влияние «исламские ценности», оказывают на формирование общества. Чтобы это сделать, нам нужна страна, где существует глубокая пропасть между исламом и христианством и где, в отличие от американского «плавильного котла», наблюдается ограниченное смешение среди социальных групп.
PS Events: Climate Week NYC 2024
Project Syndicate is returning to Climate Week NYC with an even more expansive program. Join us live on September 22 as we welcome speakers from around the world at our studio in Manhattan to address critical dimensions of the climate debate.
Register Now
В ходе двух исследований, проведенных мною с коллегами в Бейрутском университете, мы использовали Ливан для исследования связи между религией и такими социальными характеристиками как неравенство, предпочтение, отдаваемое сыновьям, и степень участия женщин на рынке труда. Ливан является идеальной социальной лабораторией, поскольку там имеется огромное число географически разделенных религиозных групп и коммунальные границы, соблюдение которых осуществляется в принудительном порядке.
В действительности, население разделяет нечто большее, чем религия. Некоторые ливанцы считают себя скорее финикийцами, нежели арабами, и утверждают, что в культурном плане они стоят ближе к Франции, чем к арабскому миру.
Мы провели исследования среди христиан-маронитов (верования которых сродни тем, что присущи римскому католицизму), мусульман-сунитов (официальная религия большинства арабских стран) и мусульман-шиитов (официальная религия Ирана и ливанского движения Хезбаллах) и не обнаружили никаких свидетельств в пользу меньшего неравенства среди мусульман или меньшей дискриминации женщин среди христиан. Если бы, как утверждает Хантингтон, исламские ценности имели такое судьбоносное значение, то мы бы обнаружили среди этих сообществ более сильные различия в уровне неравенства и в обращении с женщинами. Но этого не было.
В нашем исследовании религиозного и социального неравенства в Ливане мы главным образом исследовали социальную мобильность, а не общее неравенство. Это было сделано по той причине, что общества, в которых возможности и неравенство передается по наследству, считаются менее справедливыми, чем общества, в которых семейное происхождение считается менее важным. По-видимому, социальная мобильность в Ливане является предельно низкой, и семейное происхождение является ключевым фактором, определяющим социальные показатели.
Этим можно объяснить, почему выпускники ливанских колледжей всех вероисповедований часто включают в свои резюме имя и профессию своих родителей, или почему одно из первых слов на арабском, которое заучивают иностранцы, поселившиеся в Ливане, - это слово wasta (родство). Более того, среди христиан-маронитов и мусульман-шиитов, принадлежащих к высшему и среднему классу, наблюдается тенденция к близкому уровню социальной мобильности. В обеих этих группах социальная мобильность выше, чем среди масульман-сунитов. Еще одно свидетельство против идеи подавляющего воздействия ислама при определении господствующих состояний в обществе.
Положение женщины в обществе тоже, сдается, не определяется в первую очередь приверженностью к исламу. В действительности мы установили, что во всех ливанских семьях гораздо больше хотят рождения сыновей, чем дочерей. Если в семье две дочери, то вероятность того, что у них будет и третий ребенок, на 90% выше, чем если в семье уже есть два сына. С точки зрения статистики это огромная разница - в девять раз большая, чем в США.
На самом деле, точно так же как наши исходные исследования не дали никаких свидетельств в пользу того, что в мусульманском мире эгалитаризм распространен больше, чем в других странах, мы также не обнаружили каких-либо ощутимых различий в предпочтении, отдаваемом сыновьям среди христиан и мусульман. Пожалуй даже предпочтение мужскому полу сильнее выражено в христианских семьях, чем в мусульманских.
То же самое справедливо и в отношении участия женщин на рынке труда; это участие в Ливане находится на низком уровне, однако его уровень одинаков среди разных религиозных групп. Хотя это и не гарантирует, что не существует никакой связи между религией и дискриминацией женщин, это наводит на мысль, что если даже такая связь и существует, она не относится к участию женщин на рынке труда или к предпочтению, отдаваемому сыновьям.
Конечно, невозможно опровергнуть мнение, что различные страны имеют различные ценности. В конце концов, Ливан имеет низкую социальную мобильность, низкую степень участия женщин на рынке труда и сильное предпочтение, отдаваемое сыновьям, в то время как в других странах этого не наблюдается. Однако наша работа убедительно свидетельствует в поддержку теории Фукуямы о том, что культуры и ценности играют второстепенную роль в определении социальных условий страны в сравнении с ее уровнем современности. И по этой причине отличие исламского мира от Запада наблюдается по причине его отсталости, а не потому, что он является мусульманским.