АККРА – Решение президента США Дональда Трампа разрушить агентство USAID, фактически демонтировав 42% мировой системы гуманитарной помощи и поставив под угрозу жизнь миллионов людей, возродило дискуссии об эффективности помощи зарубежным странам. Многие развивающиеся страны попали в ловушку зависимости от иностранной помощи, из которой, кажется, нет выхода, поэтому очевидно, что господствующая модель плохо подходит к современным экономическим и геополитическим реалиям. Но многие альтернативы, которые обсуждаются в нынешнюю Эпоху Трампа, тоже нельзя назвать реальным решением проблемы.
Иностранное финансирование уже давно стало одним из главных моторов глобального развития, часто влияя на траекторию экономического развития неявным образом. Америка зависела от иностранного финансирования во время Войны за независимость, а промышленный бум в Китае отчасти объясняется японскими льготными кредитами. Япония тоже обращалась за финансированием к Всемирному банку для строительства электростанций, способствовавших её быстрому росту. Даже Великобритания в период с 1956 по 1977 годы обращалась к Международному валютному фонду 11 раз, то есть чаще, чем африканские страны, зависящие сейчас от помощи. В конце 1940-х, когда Испанию исключили из плана Маршалла, оно попросила о помощи Аргентину. Даже платформа мобильных платежей M-Pesa, давно ставшая символом инновационной самостоятельности Африки, начинала работу при поддержке иностранного гранта.
До конца 70-х кредиты МВФ в основном получали страны, которые сегодня считаются развитыми: только в 1960-е годы этим странам досталось почти 72% кредитов МВФ. Но со временем страны с динамичной и предприимчивой экономикой смогли избавиться от зависимости от этой помощи, а размеры помощи развитию сократилась – её доля стала незначительной в мировых финансовых потоках.
Сегодня размер прямых иностранных инвестиций, которые ежегодно поступают, например, через Нидерланды, примерно в 15 раз больше всего мирового бюджета помощи. Не считая ряда исключений («азиатские тигры» в конце 1990-х; Греция и Португалия в 2010-х), последние десятилетия показали, что зависимость от помощи не является чем-то неизбежным.
Но для ускорения экономического развития нужны настойчивые глобальные усилия. К сожалению, приверженность богатых стран традиционной парадигме помощи, которая была сформулирована в Аддис-Абебской программе и которую поддерживает Евросоюз, всегда была, мягко говоря, слабой. Об этом свидетельствует невыполнение их обещания, данного в 1970 году: выделять 0,7% валового национального дохода на помощь развитию. Уже через три года после этого обещания средний вклад стран ОЭСР снизился до 0,27% их ВНД. В 2023 году он составил 0,37%.
Тем временем новые экономические державы, например, Китай и Объединенные Арабские Эмираты (ОАЭ), начинают активней формировать правила международной системы, при этом популярными становятся транзакционные подходы к помощи развитию, то есть её прямая привязка к деловым интересам и геополитическим целям.
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
Это означает, что на смену нынешней парадигме помощи возвращается эпоха, когда помощь мотивировалась в первую очередь откровенно корыстными интересами. На мероприятиях, подобных Петербургскому международному экономическому форуму, политики призывают к новой многополярной эпохе, позволяющей развивающимся странам в Африке и других регионах утвердить свой суверенитет; взаимодействовать с «партнёрами по развитию» на своих собственных, антиколониальных условиях; перестать быть «кладбищем» западных проектов помощи.
Западные политики, похоже, не обращают внимания на эти события. Пока они оплакивают гуманитарные последствия закрытия USAID (в том числе усиление голода в Судане), Россия и другие державы активно заключают стратегические сделки. Например, хотя у Уганды 60% бюджета на борьбу с ВИЧ повисло на волоске, правительство этой страны формирует новые энергетические и инфраструктурные партнёрства с ОАЭ. Мало кто ожидает, что переживающие подъём экономические державы, включая Китай и ОАЭ, начнут выполнять традиционные функции Запада, например, распределять антиретровирусные препараты и гигиенические прокладок, защищать свободу прессы и независимость судебной системы. Время от времени они могут делать подобные жесты для видимости, но они не собираются перестраивать институты стран-получателей помощи или добиваться системных реформ.
Петербургская модель сотрудничества в сфере развития является более узконаправленной, откровенно более транзакционной и институционально менее интервенционистской, чем её западный аналог. Она не даёт высоких обещаний, а похожа на чемоданную дипломатию – это смесь стратегических подарков, инвестиций и земельных приобретений, которую не отягощают грандиозные амбиции или риск утратить доверие, если обещания оказываются не выполнены.
Транзакционный менталитет Трампа органично согласуется с этой сменой парадигмы. Но хотя сторонники чемоданной модели представляют её как прагматичный подход к развитию, их утверждения, будто она позволяет быстрее избавиться от зависимости от иностранной помощи, утопичны. Китайская помощь такого рода не очень помогла ускорить экономическое развитие Зимбабве; напротив, она лишь усугубила зависимость этой страны от помощи.
Да, западная парадигма не выполняла собственные обещания. Но и её вероятная замена не вызывает особого оптимизма. Не имея той огромной индустрии консалтинга в сфере развития, которая сложилась вокруг западной модели, новые державы по-прежнему не хотят участвовать в институциональном надзоре, который нужен для появления локальных альтернатив. Нет никакой бесконечной озабоченности и длительных обсуждений, которые часто сопровождают западную помощь. Если становится трудно, страны, подобные Китаю, просто уходят.
В моей родной стране, Гане, результатом транзакционной модели помощи стали заброшенные плотины, построенные Китаем, и провальные проекты фабрик по обработке золота и сахара, строившиеся при поддержке Индии. Активисты, включая меня, давно критикуют европейскую модель помощи за то, что она контролируется кучкой местных и западных инсайдеров, но новая волна проектов, финансируемых новыми державами, оказалась ещё более вредоносной.
Впрочем, какой бы ни была модель помощи, фундаментальная проблема для стран с низкими доходами остаётся неизменной: в отличие от азиатских и европейских стран, которые успешно избавились от зависимости от иностранной помощи, страны, подобные Гане, имеют дело с политической элитой, которая явно не способна эффективно руководить страной. Именно поэтому другие отечественные игроки, например, активные наблюдатели из гражданского общества Ганы или Кении, должны вступиться и заняться контролем расходов на развитие, чтобы улучшить координацию, расстановку приоритетов, эффективность.
Активистам, которые радуются потенциальному появлению постимперской, агентной, многополярной системы помощи, стоит напомнить, что экономический прогресс будет недостижим до тех пор, пока сохраняется гражданское бесправие. Пока мы не займёмся решением этой фундаментальной проблемы, никакая парадигма помощи не выведет развивающиеся страны на путь экономической независимости.
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
Dollar devaluation and dollar dominance are not necessarily mutually exclusive. But the approach to weakening the greenback that US President Donald Trump’s administration is considering would almost certainly spell the end of the US dollar’s reign as the dominant international currency.
exposes fundamental flaws in the US administration’s vision for weakening the greenback.
Despite the uncertainty surrounding global trade, there are some bright spots – namely, booming trade in services. And here, ironically, the United States is leading the way, running a services trade surplus with most major economies and generating millions of good jobs for American workers.
encourages the US government to acknowledge the country’s impressive success in exporting services.
АККРА – Решение президента США Дональда Трампа разрушить агентство USAID, фактически демонтировав 42% мировой системы гуманитарной помощи и поставив под угрозу жизнь миллионов людей, возродило дискуссии об эффективности помощи зарубежным странам. Многие развивающиеся страны попали в ловушку зависимости от иностранной помощи, из которой, кажется, нет выхода, поэтому очевидно, что господствующая модель плохо подходит к современным экономическим и геополитическим реалиям. Но многие альтернативы, которые обсуждаются в нынешнюю Эпоху Трампа, тоже нельзя назвать реальным решением проблемы.
Иностранное финансирование уже давно стало одним из главных моторов глобального развития, часто влияя на траекторию экономического развития неявным образом. Америка зависела от иностранного финансирования во время Войны за независимость, а промышленный бум в Китае отчасти объясняется японскими льготными кредитами. Япония тоже обращалась за финансированием к Всемирному банку для строительства электростанций, способствовавших её быстрому росту. Даже Великобритания в период с 1956 по 1977 годы обращалась к Международному валютному фонду 11 раз, то есть чаще, чем африканские страны, зависящие сейчас от помощи. В конце 1940-х, когда Испанию исключили из плана Маршалла, оно попросила о помощи Аргентину. Даже платформа мобильных платежей M-Pesa, давно ставшая символом инновационной самостоятельности Африки, начинала работу при поддержке иностранного гранта.
До конца 70-х кредиты МВФ в основном получали страны, которые сегодня считаются развитыми: только в 1960-е годы этим странам досталось почти 72% кредитов МВФ. Но со временем страны с динамичной и предприимчивой экономикой смогли избавиться от зависимости от этой помощи, а размеры помощи развитию сократилась – её доля стала незначительной в мировых финансовых потоках.
Сегодня размер прямых иностранных инвестиций, которые ежегодно поступают, например, через Нидерланды, примерно в 15 раз больше всего мирового бюджета помощи. Не считая ряда исключений («азиатские тигры» в конце 1990-х; Греция и Португалия в 2010-х), последние десятилетия показали, что зависимость от помощи не является чем-то неизбежным.
Но для ускорения экономического развития нужны настойчивые глобальные усилия. К сожалению, приверженность богатых стран традиционной парадигме помощи, которая была сформулирована в Аддис-Абебской программе и которую поддерживает Евросоюз, всегда была, мягко говоря, слабой. Об этом свидетельствует невыполнение их обещания, данного в 1970 году: выделять 0,7% валового национального дохода на помощь развитию. Уже через три года после этого обещания средний вклад стран ОЭСР снизился до 0,27% их ВНД. В 2023 году он составил 0,37%.
Тем временем новые экономические державы, например, Китай и Объединенные Арабские Эмираты (ОАЭ), начинают активней формировать правила международной системы, при этом популярными становятся транзакционные подходы к помощи развитию, то есть её прямая привязка к деловым интересам и геополитическим целям.
Introductory Offer: Save 30% on PS Digital
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
Это означает, что на смену нынешней парадигме помощи возвращается эпоха, когда помощь мотивировалась в первую очередь откровенно корыстными интересами. На мероприятиях, подобных Петербургскому международному экономическому форуму, политики призывают к новой многополярной эпохе, позволяющей развивающимся странам в Африке и других регионах утвердить свой суверенитет; взаимодействовать с «партнёрами по развитию» на своих собственных, антиколониальных условиях; перестать быть «кладбищем» западных проектов помощи.
Западные политики, похоже, не обращают внимания на эти события. Пока они оплакивают гуманитарные последствия закрытия USAID (в том числе усиление голода в Судане), Россия и другие державы активно заключают стратегические сделки. Например, хотя у Уганды 60% бюджета на борьбу с ВИЧ повисло на волоске, правительство этой страны формирует новые энергетические и инфраструктурные партнёрства с ОАЭ. Мало кто ожидает, что переживающие подъём экономические державы, включая Китай и ОАЭ, начнут выполнять традиционные функции Запада, например, распределять антиретровирусные препараты и гигиенические прокладок, защищать свободу прессы и независимость судебной системы. Время от времени они могут делать подобные жесты для видимости, но они не собираются перестраивать институты стран-получателей помощи или добиваться системных реформ.
Петербургская модель сотрудничества в сфере развития является более узконаправленной, откровенно более транзакционной и институционально менее интервенционистской, чем её западный аналог. Она не даёт высоких обещаний, а похожа на чемоданную дипломатию – это смесь стратегических подарков, инвестиций и земельных приобретений, которую не отягощают грандиозные амбиции или риск утратить доверие, если обещания оказываются не выполнены.
Транзакционный менталитет Трампа органично согласуется с этой сменой парадигмы. Но хотя сторонники чемоданной модели представляют её как прагматичный подход к развитию, их утверждения, будто она позволяет быстрее избавиться от зависимости от иностранной помощи, утопичны. Китайская помощь такого рода не очень помогла ускорить экономическое развитие Зимбабве; напротив, она лишь усугубила зависимость этой страны от помощи.
Да, западная парадигма не выполняла собственные обещания. Но и её вероятная замена не вызывает особого оптимизма. Не имея той огромной индустрии консалтинга в сфере развития, которая сложилась вокруг западной модели, новые державы по-прежнему не хотят участвовать в институциональном надзоре, который нужен для появления локальных альтернатив. Нет никакой бесконечной озабоченности и длительных обсуждений, которые часто сопровождают западную помощь. Если становится трудно, страны, подобные Китаю, просто уходят.
В моей родной стране, Гане, результатом транзакционной модели помощи стали заброшенные плотины, построенные Китаем, и провальные проекты фабрик по обработке золота и сахара, строившиеся при поддержке Индии. Активисты, включая меня, давно критикуют европейскую модель помощи за то, что она контролируется кучкой местных и западных инсайдеров, но новая волна проектов, финансируемых новыми державами, оказалась ещё более вредоносной.
Впрочем, какой бы ни была модель помощи, фундаментальная проблема для стран с низкими доходами остаётся неизменной: в отличие от азиатских и европейских стран, которые успешно избавились от зависимости от иностранной помощи, страны, подобные Гане, имеют дело с политической элитой, которая явно не способна эффективно руководить страной. Именно поэтому другие отечественные игроки, например, активные наблюдатели из гражданского общества Ганы или Кении, должны вступиться и заняться контролем расходов на развитие, чтобы улучшить координацию, расстановку приоритетов, эффективность.
Активистам, которые радуются потенциальному появлению постимперской, агентной, многополярной системы помощи, стоит напомнить, что экономический прогресс будет недостижим до тех пор, пока сохраняется гражданское бесправие. Пока мы не займёмся решением этой фундаментальной проблемы, никакая парадигма помощи не выведет развивающиеся страны на путь экономической независимости.