КЕМБРИДЖ (США) – Я пишу эти строки, когда российская армия вошла в столицу Украины, Киев. Очевидно, что угроза санкций не убедила президента России Владимира Путина отказаться от вторжения. Тем не менее, реализация этой угрозы может сыграть две других роли: санкции ослабят экономику России, ограничив возможности страны демонстрировать свою силу, и они создадут прецедент, который, возможно, повлияет на будущее поведение Путина в его отношениях с другими странами, такими как Грузия, Молдова и страны Балтии.
Одна из причин, почему угроза санкций не помогла предотвратить войну, заключается в том, что Россия не посчитала её достаточно убедительной. Когда введение санкций оказывается затратной мерой, может ослабнуть или даже со временем испариться политическая воля, необходимая для их воплощения в жизнь. Например, западные потребители уже недовольны высокой стоимостью энергоресурсов. А эмбарго на российскую нефть сократит предложение на мировом рынке, подняв цены ещё выше, что потенциально спровоцирует возражения против такой меры.
Вероятно, именно поэтому западные страны не ввели это эмбарго, предпочтя ему финансовые санкции, которые – пока что – не впечатляют. Наиболее значительная на сегодня санкция – это приостановка проекта газопровода «Северный поток-2», по которому российский природный газ должен поставляться напрямую в Германию; но она усугубит проблемы на рынке природного газа в Европе, где предложение уже отстаёт от спроса.
Санкции наиболее эффективны и убедительны, когда они приводят к большим затратам у стран, являющихся их целью, но при этом мало чего стоят – или даже приносят выгоду – странам, которые их вводят. Как показывает ситуация с «Северным потоком-2», трудно подобрать такие санкции. Это проще сказать, чем сделать. И всё же, какие инструменты есть у Запада в арсеналах?
Один из этих инструментов привлекает на удивление мало внимания – санкционные налоги на нефть и газ из России. На первый взгляд введение налога на эти товары должно повысить их цену, что приведёт к ещё большему подорожанию энергоресурсов для западных потребителей. Верно? Нет, неверно!
Здесь стоит вспомнить о так называемом анализе распределения налогового бремени, который изучают в рамках базового курса макроэкономики. Налог на товар, например, на российскую нефть, повлияет как на предложение, так и на спрос, меняя цену товара. Ответ на вопросы – как сильно изменится цена? на чьи плечи ляжет бремя налога? – зависит от степени чувствительности к этому налогу спроса и предложения; экономисты называют это эластичностью. Чем эластичней спрос, тем выше доля бремени налога, которая ложится на плечи производителя, потому что у потребителей имеется богатый выбор. Чем менее эластично предложение, тем выше доля бремени налога, которая ложится на плечи – опять же – производителя, потому что у него оказывается меньше вариантов для действий.
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
К счастью, именно с такой ситуацией сейчас столкнулся Запад. Спрос на российскую нефть крайне эластичен, потому что потребителям на самом деле всё равно, поступает ли нужная им нефть из России, стран Залива или откуда-то ещё. Они не готовы переплачивать за российскую нефть, когда имеется другая нефть аналогичного качества. И поэтому цена на российскую нефть, включая налог, будет привязана к рыночной цене всех остальных сортов нефти.
Между тем, предложение российской нефти крайне неэластично, то есть большие изменения цены не стимулируют производителя менять объёмы предложения. Цифры поражают. Согласно финансовой отчётности российской энергетической группы «Роснефть» за 2021 год, операционные затраты компании на добычу равны $2,70 за баррель. Компания Rystad Energy, занимающаяся бизнес-аналитикой, оценивает общие переменные затраты на производство российской нефти (исключая налоги и капитальные затраты) в $5,67 за баррель.
Иными словами, даже если цена на нефть упадёт до $6 за баррель (а сейчас она выше $100), «Роснефть» будет всё равно заинтересована продолжать её добычу: в краткосрочной перспективе предложение действительно оказывается неэластичным. Понятно, что в такой ситуации невыгодно вкладываться в поддержание или расширение добывающих мощностей, поэтому добыча нефти постепенно снизится, как это всегда происходит из-за истощения или потери давления на месторождениях. Однако этот процесс занимает определённое время; в какой-то момент другие компании могут выйти на рынок, забрав рыночную долю «Роснефти».
Иными словами, в условиях очень высокой эластичности спроса и очень низкой краткосрочной эластичности предложения, налог на российскую нефть будет фактически оплачиваться самой Россией. Введение такого налога не создаст дополнительного бремени для мира; наоборот, налог принесёт ему прибыль. Санкционный глобальный налог на российскую нефть – со ставкой, скажем, 90% или $90 за баррель – позволил бы миру получать ежегодно около $300 млрд в год, то есть примерно 20% ВВП России в 2021 году. Сегодня Путин направляет эти деньги на войну. Налог был бы бесконечно удобней, чем эмбарго на российскую нефть, потому что эмбарго может обогатить лишь других производителей нефти, а потребителей сделает беднее.
Та же логика применима и к «Северному потоку-2». Налог в размере 90% от цены природного газа в Европе (сейчас она равна примерно 90 евро за мегаватт-час) удержит российский газ на рынке, но заберёт всю ренту.
Насколько реально введение глобального налога в размере 90% на российскую нефть? В 2019 году 55% российского экспорта ископаемых видов топлива (нефть, природный газ и уголь) направлялось в ЕС, а ещё 13% – в Японию, Южную Корею, Сингапур и Турцию. Китай получил лишь 18%. Если все эти страны, кроме Китая, согласятся облагать российскую нефть налогом в 90%, тогда Россия может попробовать продавать всю свою нефть Китаю. Но тем самым Китай окажется в сильной переговорной позиции. В этом сценарии Китай тоже будет заинтересован ввести налог, потому что этот инструмент позволит ему извлекать рентный доход, который в ином случае ему пришлось бы отдавать России.
Иначе говоря, санкционный налог на российскую нефть позволит значительно ослабить Россию, и он будет выгоден странам-потребителям, что делает его намного более убедительной и устойчивой санкцией, чем эмбарго. Данная идея заслуживает гораздо большего внимания, чем ей пока что уделяется.
To have unlimited access to our content including in-depth commentaries, book reviews, exclusive interviews, PS OnPoint and PS The Big Picture, please subscribe
The most successful development stories almost always involve major shifts in the sources of economic growth, which in turn allow economies to reinvent themselves out of necessity or by design. In China, the interplay of mounting external pressures, lagging household consumption, and falling productivity will increasingly shape China’s policy choices in the years ahead.
explains why the Chinese authorities should switch to a consumption- and productivity-led growth model.
Designing a progressive anti-violence strategy that delivers the safety for which a huge share of Latin Americans crave is perhaps the most difficult challenge facing many of the region’s governments. But it is also the most important.
urge the region’s progressives to start treating security as an essential component of social protection.
КЕМБРИДЖ (США) – Я пишу эти строки, когда российская армия вошла в столицу Украины, Киев. Очевидно, что угроза санкций не убедила президента России Владимира Путина отказаться от вторжения. Тем не менее, реализация этой угрозы может сыграть две других роли: санкции ослабят экономику России, ограничив возможности страны демонстрировать свою силу, и они создадут прецедент, который, возможно, повлияет на будущее поведение Путина в его отношениях с другими странами, такими как Грузия, Молдова и страны Балтии.
Одна из причин, почему угроза санкций не помогла предотвратить войну, заключается в том, что Россия не посчитала её достаточно убедительной. Когда введение санкций оказывается затратной мерой, может ослабнуть или даже со временем испариться политическая воля, необходимая для их воплощения в жизнь. Например, западные потребители уже недовольны высокой стоимостью энергоресурсов. А эмбарго на российскую нефть сократит предложение на мировом рынке, подняв цены ещё выше, что потенциально спровоцирует возражения против такой меры.
Вероятно, именно поэтому западные страны не ввели это эмбарго, предпочтя ему финансовые санкции, которые – пока что – не впечатляют. Наиболее значительная на сегодня санкция – это приостановка проекта газопровода «Северный поток-2», по которому российский природный газ должен поставляться напрямую в Германию; но она усугубит проблемы на рынке природного газа в Европе, где предложение уже отстаёт от спроса.
Санкции наиболее эффективны и убедительны, когда они приводят к большим затратам у стран, являющихся их целью, но при этом мало чего стоят – или даже приносят выгоду – странам, которые их вводят. Как показывает ситуация с «Северным потоком-2», трудно подобрать такие санкции. Это проще сказать, чем сделать. И всё же, какие инструменты есть у Запада в арсеналах?
Один из этих инструментов привлекает на удивление мало внимания – санкционные налоги на нефть и газ из России. На первый взгляд введение налога на эти товары должно повысить их цену, что приведёт к ещё большему подорожанию энергоресурсов для западных потребителей. Верно? Нет, неверно!
Здесь стоит вспомнить о так называемом анализе распределения налогового бремени, который изучают в рамках базового курса макроэкономики. Налог на товар, например, на российскую нефть, повлияет как на предложение, так и на спрос, меняя цену товара. Ответ на вопросы – как сильно изменится цена? на чьи плечи ляжет бремя налога? – зависит от степени чувствительности к этому налогу спроса и предложения; экономисты называют это эластичностью. Чем эластичней спрос, тем выше доля бремени налога, которая ложится на плечи производителя, потому что у потребителей имеется богатый выбор. Чем менее эластично предложение, тем выше доля бремени налога, которая ложится на плечи – опять же – производителя, потому что у него оказывается меньше вариантов для действий.
Subscribe to PS Digital
Access every new PS commentary, our entire On Point suite of subscriber-exclusive content – including Longer Reads, Insider Interviews, Big Picture/Big Question, and Say More – and the full PS archive.
Subscribe Now
К счастью, именно с такой ситуацией сейчас столкнулся Запад. Спрос на российскую нефть крайне эластичен, потому что потребителям на самом деле всё равно, поступает ли нужная им нефть из России, стран Залива или откуда-то ещё. Они не готовы переплачивать за российскую нефть, когда имеется другая нефть аналогичного качества. И поэтому цена на российскую нефть, включая налог, будет привязана к рыночной цене всех остальных сортов нефти.
Между тем, предложение российской нефти крайне неэластично, то есть большие изменения цены не стимулируют производителя менять объёмы предложения. Цифры поражают. Согласно финансовой отчётности российской энергетической группы «Роснефть» за 2021 год, операционные затраты компании на добычу равны $2,70 за баррель. Компания Rystad Energy, занимающаяся бизнес-аналитикой, оценивает общие переменные затраты на производство российской нефти (исключая налоги и капитальные затраты) в $5,67 за баррель.
Иными словами, даже если цена на нефть упадёт до $6 за баррель (а сейчас она выше $100), «Роснефть» будет всё равно заинтересована продолжать её добычу: в краткосрочной перспективе предложение действительно оказывается неэластичным. Понятно, что в такой ситуации невыгодно вкладываться в поддержание или расширение добывающих мощностей, поэтому добыча нефти постепенно снизится, как это всегда происходит из-за истощения или потери давления на месторождениях. Однако этот процесс занимает определённое время; в какой-то момент другие компании могут выйти на рынок, забрав рыночную долю «Роснефти».
Иными словами, в условиях очень высокой эластичности спроса и очень низкой краткосрочной эластичности предложения, налог на российскую нефть будет фактически оплачиваться самой Россией. Введение такого налога не создаст дополнительного бремени для мира; наоборот, налог принесёт ему прибыль. Санкционный глобальный налог на российскую нефть – со ставкой, скажем, 90% или $90 за баррель – позволил бы миру получать ежегодно около $300 млрд в год, то есть примерно 20% ВВП России в 2021 году. Сегодня Путин направляет эти деньги на войну. Налог был бы бесконечно удобней, чем эмбарго на российскую нефть, потому что эмбарго может обогатить лишь других производителей нефти, а потребителей сделает беднее.
Та же логика применима и к «Северному потоку-2». Налог в размере 90% от цены природного газа в Европе (сейчас она равна примерно 90 евро за мегаватт-час) удержит российский газ на рынке, но заберёт всю ренту.
Насколько реально введение глобального налога в размере 90% на российскую нефть? В 2019 году 55% российского экспорта ископаемых видов топлива (нефть, природный газ и уголь) направлялось в ЕС, а ещё 13% – в Японию, Южную Корею, Сингапур и Турцию. Китай получил лишь 18%. Если все эти страны, кроме Китая, согласятся облагать российскую нефть налогом в 90%, тогда Россия может попробовать продавать всю свою нефть Китаю. Но тем самым Китай окажется в сильной переговорной позиции. В этом сценарии Китай тоже будет заинтересован ввести налог, потому что этот инструмент позволит ему извлекать рентный доход, который в ином случае ему пришлось бы отдавать России.
Иначе говоря, санкционный налог на российскую нефть позволит значительно ослабить Россию, и он будет выгоден странам-потребителям, что делает его намного более убедительной и устойчивой санкцией, чем эмбарго. Данная идея заслуживает гораздо большего внимания, чем ей пока что уделяется.